И ещё раз про "Бродягу"

[dia-shikigami]

На самом деле, то, что хочется обдумывать и систематизировать впечатления от фильма - уже кое о чём говорит.

Что понравилось: (СПОЙЛЕРЫ)

Что понравилось:

- много небольших и вроде бы проходных, но глубоко символичных моментов. Отправляясь на встречу с Окубо роковым утром 14 мая, Кэнсин оставляет Яхико корзину свежевыстиранного белья с просьбой развесить всё на просушку. Больше он домой не возвращается. Пока Сано бесится, узнав про его уход, Мэгуми с Каору вешают бельё, и Каору при этом каменно спокойна. Лишь когда Сано упрекает её в бесчувствии, она уходит через веранду на другую сторону двора - а там сушится на палке красное косодэ, которое она подарила Кэнсину, когда он пришёл в её дом, в её жизнь.
Цветовая символика - вообще отдельная тема. В первом фильме, поселившись в Камия-додзё, Кэнсин меняет серую одежду бродяги на красный, вернее, пунцовый "акэ" - цвет тепла, жизни и счастья. В бытность Баттосаем он носил тёмно-синее косодэ. Во втором фильме, покидая додзё, он опять одевается в синее, выходя "на тропу войны". Синюю форму также носит Сайто, в разных оттенках синего щеголяют Содзиро, Усуи и бойцы киотского Онивабана - все, кто умеет и может убивать. На бой за Киото Кэнсин выходит в нейтральном серо-голубом кимоно, в нём же попадает к Хико и проходит все стадии душевного раздрая и депрессии (на фоне предполагаемой смерти Каору). В тусклой одежде, в сумеречном освещении, вывалянный в грязи, он демонстрирует полную готовность к смерти, а наставник палкой и добрым педагогическим словом выбивает из него этот похоронный настрой. По сравнению с предыдущими эпизодами сцена их последнего боя прямо-таки слепит обилием цветов: яркое солнце, сочно-зелёная бамбуковая роща и красная рубаха Хико - зримое воплощение энергии и жажды жизни, которую он пытается пробудить в своём глупом ученике.

- ещё один маленький, но очень вкусный момент: получив новый сакабато работы Араи Сякку, Кэнсин пересаживает его на старую рукоять. При этом все манипуляции с клинком и рукоятью он производит так же спокойно, быстро и профессионально, как Джеймс Бонд разбирает и собирает свою "беретту". Редко в каком дзидай-гэки можно увидеть подобное - обычно показывают только тибури и протирку лезвия бумагой.

- усилен эпизод, когда Кэнсин решает отправиться в Киото и бросить вызов Сисио. В манге и аниме это решение выкристаллизовалось как-то постепенно, пока он сокрушался о смерти Окубо и размышлял над судьбами Японии. В фильме хитрый Кавадзи подталкивает Кэнсина к нужному выбору путём дополнительного эмоционального давления, показывая ему тела убитых Сисио полицейских и оплакивающих их родственников. Манипуляция срабатывает безотказно - при виде рыдающих жён и детей у Кэнсина мгновенно включается знакомый флешбек с Томоэ над телом Киёсато, и дальше всё становится ясно.

- эпизод в деревне Сингэцу начинается строго по канону (не считая отсутствующего Сайто): Кэнсин встречает Эйдзи и его умирающего брата, разбирается с бандитами Сисио и снимает с виселицы тела родителей Эйдзи, несмотря на протесты их односельчан. Но вот потом, вернувшись из усадьбы после первого боя с Содзиро, он застаёт в деревне совсем другую картину: те самые люди, которые склонились под властью Сисио и час назад боялись даже помыслить о сопротивлении, теперь осмелели. В аниме они только связали побитых бандитов; здесь они избивают их и собираются линчевать. Маятник качнулся - от животного страха к животной же агрессии; те, кого Кэнсин спас от угнетения, рады примерить на себя роль угнетателей и подстрекают Эйдзи отомстить за семью, собственными руками покарать убийц. Конечно, Химура остановит его руку с ножом, удержит ребёнка от превращения в палача, но момент сам по себе очень показательный. Отношения "хищник - скот", которые Сисио планироваал насадить по всей Японии, страшны ещё и тем, что приучают мыслить только в этой плоскости. Тот, кого в этой иерархии низвели до уровня скота, не будет думать о том, как стать человеком. Он будет думать и мечтать о том, как стать хищником. Круг замыкается.

- пролог к третьему фильму, где нам показывают маленького Синту - до того, как он обретёт новое имя и ученичество - сделан очень просто, но до жути выразительно. Ребёнок копает могилы, царапая землю чьим-то мечом. "Почему ты не пошёл в деревню? - спрашивает Хико. - Это тот человек, которого я убил? А где работорговцы, что хотели тебя продать? Ты сам вырыл все эти могилы?" Он спрашивает, а мальчик молчит и копает. И оттаскивает трупы к готовым ямам. И только на последний вопрос - "зачем ты хоронишь их?" - отвечает: "Теперь уже всё равно, кем они были. Это просто мёртвые тела". В аниме (и в сериале, и в ОВА) в этой сцене не было так отчётливо показано состояние полного оцепенения души, почти прострации, в котором пребывает чудом выживший Синта. А здесь чувствуется, как сильно его надломило - но не сломало - это переживание. И потом ещё Хико скажет очень важную вещь, определяя душевное состояние Кэнсина: "Ты всю жизнь только и делаешь, что копаешь могилы".

- красивые и к месту вставленные отсылки к 1-й ОВА - про сакэ и четыре времени года, про вкус крови, который не давал покоя Баттосаю. И в конце, когда приговорённому Кэнсину зачитывают список жертв, последними в нём идут Сигэкура Дзюбэй и его телохранитель Киёсато, жених Томоэ.

- продуманные детали, которые не то чтобы направляют сюжет, но придают ему естественность, достоверность в мелочах. Понятно, что в остросюжетном кино не обойтись без счастливых случайностей и совпадений, но сценарий прилагает максимум усилий, чтобы эти случайности не торчали из кустов слишком уж нарочитыми роялями.
...Сисио канонично сжигают заживо - но не одного, а в куче других тел, и сразу после боя начинается метель, погасившая огонь. В таких условиях его спасение выглядит куда более правдоподобным, чем в каноне.
...Возвращаясь от Араи несолоно хлебавши, Кэнсин натыкается на торговца бумажными вертушками и улыбается, вспомнив Иори. Покупает вертушку в подарок малышу - и возвращается обратно как раз вовремя, чтобы узнать о похищении.
...В ночь поджога полицейские расходятся на посты, начальники отрядов едут верхом. Лошади мелькают в кадре - и у зрителя не возникает вопросов, откуда Кэнсину так удачно подвернулся бесхозный конь для погони за Содзиро.
...Чуть не утонувшего Кэнсина подбирает наставник Хико. Но Хико живёт в горах, как же он очутился на берегу моря? Да всё просто - за дровами он пришёл, за плавником, который выбрасывают волны.
Остаётся только недоумевать, как при таком внимании к мелочам, при таком умении работать с деталями сценаристы умудрились запороть линию Аоси.

- когда Кэнсин, окружённый полицейскими, сложил оружие и сдался, хотелось крикнуть ему: ну что ты делаешь, дурак, ты же обещал учителю, что не потратишь свою жизнь зря! Эти олухи даже Мэгуми не угрожали - и как-то не было сомнений, что Кэнсин легко мог их раскидать, забрать девушку и уйти. Неужели он так верил Ито, что без раздумий положился на добрую волю правительства? А потом всё встало на свои места. Ни черта он им не верил и даже не обиделся, когда Ито признал, что собирается пожертвовать им. Кэнсин спокойно пошёл к ним в руки, поскольку знал, что они согласятся принять его план. Просто это действительно был единственный шанс - и для него, и для правительства.

- план захвата "Рэнгоку" - вполне себе разумный, работающий план, в отличие от театрально-красивого, но бессмысленного турнира, которым Сисио развлекался в манге. Броненосец надо потопить - и на берегу устанавливают скрытую батарею. Но на "Рэнгоку" тоже есть орудия, которые могут эту батарею разнести с полпинка - значит, надо как-то нейтрализовать команду, чтобы к орудиям никто не встал. Значит, нужен десант. Отряд приходит на берег под видом конвоя, сопровождающего осуждённого к месту казни, грузится в лодку и доставляет оружие массового поражения под названием "Химура Кэнсин" прямо по адресу. Сисио купился как миленький.

- ещё одна сцена, полная ностальгии: Сайто, прибыв в Киото, устраивает тайное оперативное совещание с местной полицией, замаскированное под вечеринку с гейшами. Господа офицеры пьют, девочки танцуют, инспектор Фудзита сидит в каком-то халате поверх мундира. В разгар гулянки входит Кэнсин, которого они, собственно, и ждали. Гейши мгновенно исчезают, бутылки отставляют в сторону, на столе разворачивают карту города, и дух Синсэнгуми незримо веет над собравшимися.

Что не понравилось: (СПОЙЛЕРЫ)

Что не понравилось:

- мотивация Аоси - самые большие ожидания и самый заметный провал. И начало-то было многообещающее: Синомори Аоси - настоящий командир, человек долга, который отказался служить новой власти и пришёл спасти своих подчинённых или умереть с ними... И трагедию ему устроили похлеще, чем в манге - расстреляны не четверо друзей, а весь отряд, и предал их не презренный торгаш Канрю, а законный господин, которому они служили верой и правдой с момента основания Онивабан-сю. Если бы Аоси после этого решил посвятить жизнь мести за погибших, или присоединился к Сисио, желая погрузить страну в хаос, или просто сошёл с ума и стал резать всех направо и налево - это было бы объяснимо. Но его фиксация на желании убить Баттосая выглядит совершенно надуманной. Разве что он ещё до сдачи замка спал и видел, как бы сразиться с лучшим бойцом Са-Тё... но тогда надо было показать, хоть краешком обозначить, как был важен для Аоси этот поединок. Иначе смысл этой одержимой погони пропадает вообще.

- как следствие, повисает вся линия Аоси с Кэнсином. Момент просветления и осознания выпал совершенно. Осталось непонятным, как он в таком состоянии добрался из Киото в Ураги и вообще на корабль - вплавь, что ли?

- ощутимая нехватка пауз в переломных моментах, особенно в боевых сценах. В аниме это была одна из главных фишек: бой как средство постижения истины, путь меча как путь в глубину собственного "я". Все основные поединки Кэнсина - с Хико, Аоси, Содзиро и Сисио - всегда завершались неким озарением, внутренней переменой в его душе или в душе его противника. И вот эти четыре поединка, которые должны были стать ключевыми точками в "Конце легенды", - недоработаны. По боевой хореографии - пятёрка с плюсом, по драматургии... чего-то не хватило. Формально всё сыграно и сказано, но нет глубины, некогда ощутить этот внутренний перелом.
Из финального поединка вдобавок выбросили очень важный эпизод. В манге Кэнсин перед последней атакой Сисио, истекая кровью и не имея сил подняться, думает о том, что можно уже, в общем-то, и не мучиться. Его миссия выполнена, Сисио хоть и не убит, но надолго выведен из строя и больше не представляет угрозы для страны. (В фильме оно вообще легло бы точно в строку: Кэнсин с десантом вывели из строя команду "Рэнгоку", выиграли время для спрятанной на берегу батареи, броненосец обстрелян и уже тонет, Токио в безопасности - можно спокойно помирать с чувством выполненного долга). В манге это была опорная точка для дальнейшего пути Кэнсина: в критическую минуту он находит в себе силы встать и выжить не ради блага страны, не ради защиты абстрактных "людей вообще", "хитобито" - но ради одного любимого человека, Каору. Его воля к жизни опирается на неё, на желание уберечь её от горя.
В фильме этот сильнейший момент отсутствует. Кэнсин держится на ногах до самого конца и выживает не потому, что помнит о Каору, а потому что он по жизни крут, живуч и непобедим.

- сцена, когда Кэнсин узнаёт о том, что Каору жива. На мой взгляд, тут Сато просто недоиграл.

- скомканный рассказ Андзи о Дзюппонгатане и особенно о Сэта Содзиро. А как здорово можно было сделать, если бы в начале второго фильма (вместо эффектной, но не особо нужной для сюжета сцены на шахте) поставили историю знакомства Содзиро и Сисио! И образ раскрыли бы как следует, и получили бы красивую композиционную связку с прологом третьего фильма - про знакомство Кэнсина и Хико. Ведь Содзиро в каноне "зеркалит" Кэнсина: трудное детство, раннее сиротство, учитель, ставший ученику приёмным отцом и отшлифовавший врождённый дар к фехтованию до истинного мастерства... Жаль, просто очень жаль, что сценаристы не воспользовались возможностью раскрыть эту сторону персонажа.

- Усуи - его слишком мало, и показан он невнятно; можно было обойтись без него совсем. Катамари, Ивамбо и прочие - в качестве статистов смотрятся по-дурацки, в качестве полноценных участников действия нигде не развёрнуты.

- Сайто всё ещё верит в честь самурая, точнее, в применимость этих слов к политическим делам. Сайто, ну ты же не какой-нибудь наивный Химура, а? Ты ведь не единожды видел, как это делается: сначала человека уговаривают сделать грязную работу, а потом топят за то, что он сделал. Разве твоему командиру не отказали в помиловании те же люди, ради которых он истреблял мятежников? Бакуфу было удобно использовать Кондо Исами, а потом выдать его на смерть для умиротворения Тоса и Тёсю. Правительству Мэйдзи выгодно было использовать Баттосая, а потом пожертвовать им, покупая себе отсрочку у Сисио. Ты это всё уже проходил - чего ж ты так удивляешься, словно впервые понял, что честь и политика несовместимы по определению?

- мелкие нестыковки вроде хронически непотопляемых мечей. Сано спустил свой дзанбато в канал вместе с несколькими поджигателями, однако в третьем фильме меч снова при нём. Кэнсин выгребает из волн с сакабато наперевес. Каору не выловил, зато меч сохранил - молодец, вот так вот... А рыбак, опознавший его издалека, почему-то разглядел шрам, но не заикнулся про рыжие волосы.
Красное косодэ очень идёт Кэнсину, тут Мэгуми права; и символически правильно, что он снова надевает его, вернувшись в Токио (о символике цвета см. выше)... но реалист во мне вопит: ёлки-палки, Химура же в розыске, за ним охотится вся столичная полиция - какого черта он напялил одежду, в которой его можно опознать за километр?

И напоследок остаётся сказать одно. Несмотря на все недочёты и придирки, это хорошее кино. И если его создателям придёт счастливая идея экранизировать арку "Возмедзие" в том же духе и с тем же актёрским составом - это будет очень, очень здорово.

Овари да.