Название: То, что уносит ветер
Размер: мини
Персонажи: Химура Кэнсин, Сайто Хадзимэ
Категория: джен
Жанр: военная драма, AU
Рейтинг: PG-13
От автора: Забавно получилось: то, что накурилось внезапно в ходе ЗФБ - пошло в дело сразу, а вот эта зарисовка с рабочим названием "Сайто тоже писал дзисэй" откладывалась, перекладывалась и в конце концов угодила на внеконкурс.
На первые трупы он наткнулся в зарослях у подножия холма. Два солдата в лаковых колпаках и в форме императорской армии лежали на краю прогалины, где поредевшая по осени листва не давала достаточного прикрытия от выстрелов сверху. Кровь на чёрно-красных мундирах была почти незаметна, но Кэнсин слишком хорошо знал смерть в лицо, чтобы ошибиться. Он обошёл убитых и начал подниматься вверх по тропе.
Выше по склону тела в чёрно-красном стали попадаться чаще. Кангун дорого заплатил за эту высоту, с которой так удачно простреливались все подходы к замку. Впрочем, сейчас с холма уже никто не стрелял — шум боя давно откатился к стенам Вакамацу, и оттуда в безоблачное небо поднимался высокий столб дыма.
Идти наверх не хотелось. Кэнсин и так знал, что не найдёт там живых: "фениксы" всегда забирали своих раненых при отступлении — или погибали все, если не успевали выйти из окружения. Но он дал слово, а значит, выбора не было.
"...Ему только восемнадцать, — хрипел умирающий, цепляясь слабыми пальцами за его рукав. — Высокий, немного сутулится... и родинка на подбородке... Он в Судзакутай... сам попросился, дурачок... Найдите его, пожалуйста!"
Он не был солдатом Айдзу, этот немолодой, уже седоватый мужчина с близоруким взглядом и удивительно мягкими руками. Он не поднимал оружия против императорских войск, он всего лишь лечил раненых и спасал тех, кого мог спасти. Но война не разбирает правых и виноватых. Пушки Тёсю сравняли с землёй всю деревню — и храм, где заняли оборону самураи Мацудайры, и дом, где на скорую руку устроили госпиталь.
И что мог сделать Химура Кэнсин, бывший убийца на службе тех же Тёсю, наткнувшись среди развалин на единственного выжившего? Чем он мог помочь этому человеку, который ещё дышал, но угасал на глазах, уже не чувствуя боли? Только принести воды и побыть с ним рядом — до конца. И выслушать его последнюю просьбу.
"Найдите моего сына, господин самурай! Прошу, уговорите его... Пусть уходит, пока жив... пусть позаботится о матери и сестре..."
Несчастный не знал, кого умоляет отправиться в охваченные войной земли и пробраться во вражеский стан. Не знал, что перед ним тот самый Баттосай, которого люди Айдзу, люди князя Мацудайры ненавидели сильнее, чем любого из Патриотов. Он просто просил спасти его сына — и в этой просьбе никак нельзя было отказать.
Кэнсин похоронил его и всех, кого нашёл в уничтоженной деревне. И пошёл на север, по следам наступающей императорской армии. За время пути он повидал многих защитников Айдзу, но среди живых никто не знал юношу по фамилии Такани, врача из семьи врачей, а среди мёртвых не нашлось человека с описанными приметами.
...На вершине холма было тихо, только ветер ронял пожухлую листву с деревьев, да одинокий ворон, что успел пристроиться на спине одного из мертвецов, при виде подошедшего человека с шумом вспорхнул на ветку и уселся там, выжидая. Ворон не беспокоился — он знал, что на его долю всё равно хватит: в поникшей траве здесь лежало не меньше двух десятков тел. Среди них Кэнсин насчитал только четверых с красными повязками Судзакутай. "Фениксы" недёшево продали свои жизни. Видимо, отстреливались до последнего, а потом взялись за мечи.
И с мечами они обращались не хуже, чем с винтовками — чтобы убедиться в этом, достаточно было взглянуть на тела императорских солдат. Слишком характерная картина: почти все раны — в грудь и в живот, низкие горизонтальные удары. Тот, кто убил этих людей, умел сражаться в одиночку против многих. Низкие стойки — чтобы тела противников служили тебе защитой; чтобы те, кто ещё не ввязался в рукопашную, не могли стрелять без риска задеть своих. Размашистые удары — одного свалить, двоих отпугнуть и тем отыграть себе ещё мгновение на следующий шаг. И скорость, скорость прежде всего. Затеять свалку — хороший способ уберечься от выстрела в спину, но чтобы в этой свалке выжить, надо без остановки двигаться и рубить. Очень быстро двигаться и очень быстро рубить.
Кэнсин дрался так в проливе Бакан, на палубе "Фудзияма-мару". Командир Такасуги хорошо придумал — подплыть к вражескому кораблю на лодках, под видом грузчиков, везущих уголь для топок. Когда солдаты бакуфу заметили неладное, лодки уже подошли вплотную и встали у самого борта, где пушки "Фудзияма-мару" не могли их достать. Химура оказался на палубе одним из первых, и надо было быстро расчистить дорогу для тех, кто поднимался следом, и разобраться с пулемётной командой, и уничтожить канониров, и не позволить убить себя при этом. Он шёл по набитому солдатами кораблю, как жнец по рисовому полю, только вместо серпа у него была катана, что косила чужие жизни направо и налево...
Сейчас, глядя на место такой же жестокой бойни, он не мог отделаться от навязчивого ощущения повтора — словно это он сам рубился здесь, кровавым жнецом проходя сквозь ряды нападающих. Сходство было таким пугающим, что Кэнсин невольно обвёл взглядом поле боя, ища того, кто оставил за собой этот красно-чёрный след из мёртвых тел.
И только тогда заметил его — пятого "феникса", привалившегося к старой сосне. Широкий, покрытый наплывами ствол почти скрывал из виду человека, полулежащего у подножия дерева, рядом с последним убитым противником. Его меч так и остался торчать в теле императорского солдата. Ветер, словно забавляясь, трепал кисти на рукояти меча и дёргал "феникса" за рукав — но тот не шевелился, низко опустив лохматую голову в красной повязке.
Он выглядел таким же мёртвым, как и все, кто лежал вокруг, и Кэнсин сначала не понял, откуда явилось это тянущее ощущение тревоги. Не мог понять, пока не подошёл ближе и не пригляделся внимательнее к одежде сидящего — к истрёпанной и порванной в нескольких местах накидке. Броский цвет асаги пропылился, вылинял в тусклый сэйдзи, узор по краям рукавов и по подолу стал почти неразличим — серый на грязно-сером. И всё же это была та самая одежда, похожая на одежды ронинов из Ако. Форменное хаори Синсэнгуми, отличительный знак Волков Мибу.
Забыв об осторожности, Кэнсин опустился на колено перед убитым, пытаясь заглянуть ему в лицо. Он сам не понимал, почему ему так хочется узнать, кто именно из его старых врагов нашёл здесь свою смерть, — но удержаться не мог.
Расплата за глупое любопытство последовала тотчас же. Едва его тень упала на "мертвеца", тот ожил. Из-под спутанных волос блеснул мутный, но вполне осмысленный взгляд, из-под кромки рукава, когда-то белой, а теперь утратившей цвет под слоем грязи, вынырнула рука с зажатым в ней револьвером.
Застигнутый врасплох, Кэнсин не успел ни перехватить, ни выбить оружие, а увернуться на таком расстоянии было уже невозможно. Воронёное дуло больно ткнуло его в грудь, точно между рёбер. Долю секунды двое просто смотрели друг на друга, узнавая. Потом недобитый Волк оскалился и нажал на спуск.
Щёлк!
Барабан был пуст.
— Везучий, — хрипло сказал Сайто Хадзимэ.
Его рука с револьвером упала на колено. Кэнсин на всякий случай отступил, хотя эта мера предосторожности была излишней. Ножны на поясе Сайто были пусты, меч находился в добрых десяти шагах от него, да и сам Сайто не походил на человека, способного преодолеть эти десять шагов без посторонней помощи. Лицо бывшего командира третьего отряда Синсэнгуми было грязным, пыль, копоть и кровь смешались на нём в невообразимую маску. Остриженные волосы неряшливыми прядями спадали на лоб. Накидка тоже пестрела красными пятнами, и по меньшей мере в двух местах эти пятна проступали на ткани изнутри.
Он заметил, как Кэнсин смерил взглядом расстояние между ним и его мечом, и усмехнулся. От движения на потрескавшихся губах выступила кровь, но усмешка сделалась только шире. Прищуренные желтоватые глаза светились презрением. Беспомощный и безоружный, он не ждал пощады и не собирался просить о ней. Он и так знал, что умрёт здесь — наверняка знал, иначе бы не надел эту старую форму, готовясь к последнему бою...
Кэнсин потянулся к поясу, но не за мечом. Фляга из бамбукового коленца была ещё на две трети полна. Он откупорил её и протянул Сайто, почему-то избегая смотреть в эти немигающие жёлтые глаза. Он был почти уверен, что Волк откажется брать воду — хотя бы ради удовольствия заставить Баттосая выглядеть глупо.
Тот и впрямь помедлил, но потом всё-таки взял флягу и поднёс ко рту — не спеша, с полным достоинством. По его виду невозможно было догадаться, что он умирает от жажды, но Кэнсин знал по себе, как страшно хочется пить после боя и особенно при потере крови.
Сделав несколько медленных глотков, Сайто протянул флягу обратно.
— Что там горит? — спросил он окрепшим голосом. Дымовой столб в небе был заметен даже сквозь кроны деревьев.
— Не знаю, — ответил Химура. — Отсюда не видно.
"Но, скорее всего, это замок, который вы защищали," — договорил он про себя.
Сайто словно прочёл эти мысли, и усмешка исчезла с его лица. Он повёл взглядом в сторону катаны, оставшейся в груди его последнего противника.
— Дай мне меч. — Это была не просьба, а требование. Сайто говорил как человек, уверенный в своём праве и в том, что не получит отказа.
Кэнсин не сдвинулся с места.
— В вашем отряде есть врач по фамилии Такани?
— Зачем он тебе? — В глазах Сайто что-то мелькнуло — может быть, удивление?
— Его отец, умирая, просил найти его и вернуть в семью.
Сайто покачал головой.
— Поздно спохватился.
— Он... погиб?
— На прошлой неделе похоронили.
Кэнсин сглотнул что-то сухое и шершавое в горле. В глубине души он знал, что его поиски напрасны, но всё-таки... всё-таки надеялся, оказывается.
Сайто следил за ним, не отводя цепкого и злого взгляда от лица старого недруга.
— Я ответил на твой вопрос, — бросил он. — Даже на два. Теперь — меч.
"Что он хочет сделать? — подумал Кэнсин. — Убить себя — или попытаться убить меня? Удивится ли он, если увидит, какой меч теперь носит хитокири Баттосай?"
— Нет, — сказал он вслух. — Я не буду с вами биться.
Жёлтые глаза сверкнули почти звериной яростью, но только на мгновение. Сайто сразу же овладел собой.
— Не думал, что ты струсишь, — спокойно сказал он.
Кэнсин не ответил. Склонив голову, он напряжённо прислушивался. Издалека доносился шум и отдалённый треск барабана — ещё один отряд императорской армии двигался вверх по склону холма.
Сайто тоже услышал — и усмехнулся той же кривой усмешкой. Только теперь в ней было меньше злости и больше усталости. И по-прежнему — ни капли страха.
— Тогда делай своё дело, хитокири. Или проваливай к демонам.
Кэнсин покачал головой.
— Я больше не хитокири.
Глаза Сайто удивлённо расширились, он вскинул руку, но закрыться от удара не успел. Кэнсин стукнул его ребром ладони по шее и аккуратно, придерживая за одежду, уложил на землю.
Сайто, хоть и худой, оказался довольно тяжёлым, но и Химура не был слабаком. Перекатив оглушённого человека с боку на бок, он стащил с него форменное хаори. Быстро огляделся: из убитых "фениксов" только один подходил по росту и по сложению. Надеть на него хаори не получилось — он лежал ничком, подогнув руки под себя, и перевернуть его было невозможно: голова, на три четверти отсечённая от тела, держалась только на лоскуте плоти и на нескольких уцелевших жилах. Возиться было некогда, и Кэнсин просто накрыл спину мертвеца накидкой.
Вернувшись обратно, он подобрал и выбросил в кусты разряженный револьвер. Секунду поколебался, но потом всё-таки запустил руку за пазуху Сайто. Нащупал несколько листков бумаги и вытащил их. Нельзя было оставлять ничего, что могло бы указать на имя, будь то документ с личной печатью, письмо с подписью или долговая расписка. Кэнсин сунул бумаги себе за отворот косодэ и, ухватив Сайто под мышки, оттащил его подальше от тела, покрытого накидкой. Уложил рядом с другим "фениксом", прямо в лужу загустевшей крови.
...Он не сошёл с ума, пряча бывшего врага от рук бывших друзей. Он просто... просто слишком устал от смерти. От всех смертей, которые он не мог предотвратить.
Шум идущего отряда приближался, стали слышны голоса. Выглянув из-под защиты деревьев, уже можно было разглядеть поднимающихся по тропе солдат; отблески солнца на штыках колкими лучами пробивались сквозь ветки. Стараясь держаться в тени, Кэнсин отступил в заросли — и никем не замеченный, быстрым шагом углубился в лес, забирая в сторону противоположного склона. У него не было причин искать встречи с бывшими соратниками. На примере Сисио Макото он успел понять, как обходятся Сацума и Тёсю с теми, кто слишком много знает о тайных делах Патриотов и может скомпрометировать новое правительство одним фактом своего существования. Не то чтобы он считал такую участь незаслуженной для себя лично — но нехорошо было бы умереть, не успев хоть отчасти искупить зло, которое он принёс людям.
Он был не в силах помочь всем жителям Айдзу. Он не успел спасти даже Такани, но смог сделать кое-что для другого человека — и это немного грело душу. Если повезёт, Сайто не смогут опознать. Офицера Синсэнгуми и предполагаемого убийцу ждала бы смертная казнь, но к простому солдату, скорее всего, проявят снисхождение. А там... больница, тюрьма или ссылка — всё лучше, чем могила.
...В лесу становилось зябко — солнце уходило за горы. Канонада давно стихла, и дым в небе поредел, расплылся неровными клочьями. Забравшись подальше в глушь, Кэнсин позволил себе короткую передышку. Развёл костерок из нескольких сухих веток и достал спрятанные документы.
Письмо, уже читаное — бумага замялась на сгибах. Красная печать с листьями мальвы. Наверняка из замка, но если Сайто не уничтожил его сам, значит, ничего важного в нём нет. В огонь.
Обрывок набросанной от руки карты, испещрённой красными чернильными пометками. Туда же.
Ещё одно письмо — старое на вид, истёртое и потемневшее. Тушь на тонкой бумаге пропиталась почти насквозь. Видимо, Сайто дорожил этим письмом, раз предпочёл сохранить его при себе до конца. Послание от друга? От любимой женщины? В любом случае, не для чужих глаз. В огонь, не разворачивая и не глядя на подпись.
Последний листок — скорее, клочок с неровно оторванным краем — он хотел так же, не глядя, отправить в костёр, но взгляд зацепился за тускло-серые знаки, не написанные, а словно нацарапанные на слегка продавленной бумаге. Кэнсин не сразу понял, что это такое, но потом вспомнил: командир Такасуги тоже пользовался европейским свинцовым карандашом, когда писал депеши. Это было быстрее, чем возиться с кистью и тушечницей — а Такасуги очень не любил тратить время попусту.
А у Сайто, наверное, просто не было под рукой ни кисти, ни тушечницы. Только несколько свободных минут перед боем; только несколько слов, которые обязательно надо было записать...
Вглядываясь в блеклые, наспех набросанные строчки, Кэнсин будто воочию видел, как Сайто, зажав в пальцах патрон и придерживая на колене замусоленный обрывок бумаги, выводит быстрым неровным почерком:
Ветер уносит
листья опавшие прочь.
Ветвь остаётся.
Размер: мини
Персонажи: Химура Кэнсин, Сайто Хадзимэ
Категория: джен
Жанр: военная драма, AU
Рейтинг: PG-13
От автора: Забавно получилось: то, что накурилось внезапно в ходе ЗФБ - пошло в дело сразу, а вот эта зарисовка с рабочим названием "Сайто тоже писал дзисэй" откладывалась, перекладывалась и в конце концов угодила на внеконкурс.
Выше по склону тела в чёрно-красном стали попадаться чаще. Кангун дорого заплатил за эту высоту, с которой так удачно простреливались все подходы к замку. Впрочем, сейчас с холма уже никто не стрелял — шум боя давно откатился к стенам Вакамацу, и оттуда в безоблачное небо поднимался высокий столб дыма.
Идти наверх не хотелось. Кэнсин и так знал, что не найдёт там живых: "фениксы" всегда забирали своих раненых при отступлении — или погибали все, если не успевали выйти из окружения. Но он дал слово, а значит, выбора не было.
"...Ему только восемнадцать, — хрипел умирающий, цепляясь слабыми пальцами за его рукав. — Высокий, немного сутулится... и родинка на подбородке... Он в Судзакутай... сам попросился, дурачок... Найдите его, пожалуйста!"
Он не был солдатом Айдзу, этот немолодой, уже седоватый мужчина с близоруким взглядом и удивительно мягкими руками. Он не поднимал оружия против императорских войск, он всего лишь лечил раненых и спасал тех, кого мог спасти. Но война не разбирает правых и виноватых. Пушки Тёсю сравняли с землёй всю деревню — и храм, где заняли оборону самураи Мацудайры, и дом, где на скорую руку устроили госпиталь.
И что мог сделать Химура Кэнсин, бывший убийца на службе тех же Тёсю, наткнувшись среди развалин на единственного выжившего? Чем он мог помочь этому человеку, который ещё дышал, но угасал на глазах, уже не чувствуя боли? Только принести воды и побыть с ним рядом — до конца. И выслушать его последнюю просьбу.
"Найдите моего сына, господин самурай! Прошу, уговорите его... Пусть уходит, пока жив... пусть позаботится о матери и сестре..."
Несчастный не знал, кого умоляет отправиться в охваченные войной земли и пробраться во вражеский стан. Не знал, что перед ним тот самый Баттосай, которого люди Айдзу, люди князя Мацудайры ненавидели сильнее, чем любого из Патриотов. Он просто просил спасти его сына — и в этой просьбе никак нельзя было отказать.
Кэнсин похоронил его и всех, кого нашёл в уничтоженной деревне. И пошёл на север, по следам наступающей императорской армии. За время пути он повидал многих защитников Айдзу, но среди живых никто не знал юношу по фамилии Такани, врача из семьи врачей, а среди мёртвых не нашлось человека с описанными приметами.
...На вершине холма было тихо, только ветер ронял пожухлую листву с деревьев, да одинокий ворон, что успел пристроиться на спине одного из мертвецов, при виде подошедшего человека с шумом вспорхнул на ветку и уселся там, выжидая. Ворон не беспокоился — он знал, что на его долю всё равно хватит: в поникшей траве здесь лежало не меньше двух десятков тел. Среди них Кэнсин насчитал только четверых с красными повязками Судзакутай. "Фениксы" недёшево продали свои жизни. Видимо, отстреливались до последнего, а потом взялись за мечи.
И с мечами они обращались не хуже, чем с винтовками — чтобы убедиться в этом, достаточно было взглянуть на тела императорских солдат. Слишком характерная картина: почти все раны — в грудь и в живот, низкие горизонтальные удары. Тот, кто убил этих людей, умел сражаться в одиночку против многих. Низкие стойки — чтобы тела противников служили тебе защитой; чтобы те, кто ещё не ввязался в рукопашную, не могли стрелять без риска задеть своих. Размашистые удары — одного свалить, двоих отпугнуть и тем отыграть себе ещё мгновение на следующий шаг. И скорость, скорость прежде всего. Затеять свалку — хороший способ уберечься от выстрела в спину, но чтобы в этой свалке выжить, надо без остановки двигаться и рубить. Очень быстро двигаться и очень быстро рубить.
Кэнсин дрался так в проливе Бакан, на палубе "Фудзияма-мару". Командир Такасуги хорошо придумал — подплыть к вражескому кораблю на лодках, под видом грузчиков, везущих уголь для топок. Когда солдаты бакуфу заметили неладное, лодки уже подошли вплотную и встали у самого борта, где пушки "Фудзияма-мару" не могли их достать. Химура оказался на палубе одним из первых, и надо было быстро расчистить дорогу для тех, кто поднимался следом, и разобраться с пулемётной командой, и уничтожить канониров, и не позволить убить себя при этом. Он шёл по набитому солдатами кораблю, как жнец по рисовому полю, только вместо серпа у него была катана, что косила чужие жизни направо и налево...
Сейчас, глядя на место такой же жестокой бойни, он не мог отделаться от навязчивого ощущения повтора — словно это он сам рубился здесь, кровавым жнецом проходя сквозь ряды нападающих. Сходство было таким пугающим, что Кэнсин невольно обвёл взглядом поле боя, ища того, кто оставил за собой этот красно-чёрный след из мёртвых тел.
И только тогда заметил его — пятого "феникса", привалившегося к старой сосне. Широкий, покрытый наплывами ствол почти скрывал из виду человека, полулежащего у подножия дерева, рядом с последним убитым противником. Его меч так и остался торчать в теле императорского солдата. Ветер, словно забавляясь, трепал кисти на рукояти меча и дёргал "феникса" за рукав — но тот не шевелился, низко опустив лохматую голову в красной повязке.
Он выглядел таким же мёртвым, как и все, кто лежал вокруг, и Кэнсин сначала не понял, откуда явилось это тянущее ощущение тревоги. Не мог понять, пока не подошёл ближе и не пригляделся внимательнее к одежде сидящего — к истрёпанной и порванной в нескольких местах накидке. Броский цвет асаги пропылился, вылинял в тусклый сэйдзи, узор по краям рукавов и по подолу стал почти неразличим — серый на грязно-сером. И всё же это была та самая одежда, похожая на одежды ронинов из Ако. Форменное хаори Синсэнгуми, отличительный знак Волков Мибу.
Забыв об осторожности, Кэнсин опустился на колено перед убитым, пытаясь заглянуть ему в лицо. Он сам не понимал, почему ему так хочется узнать, кто именно из его старых врагов нашёл здесь свою смерть, — но удержаться не мог.
Расплата за глупое любопытство последовала тотчас же. Едва его тень упала на "мертвеца", тот ожил. Из-под спутанных волос блеснул мутный, но вполне осмысленный взгляд, из-под кромки рукава, когда-то белой, а теперь утратившей цвет под слоем грязи, вынырнула рука с зажатым в ней револьвером.
Застигнутый врасплох, Кэнсин не успел ни перехватить, ни выбить оружие, а увернуться на таком расстоянии было уже невозможно. Воронёное дуло больно ткнуло его в грудь, точно между рёбер. Долю секунды двое просто смотрели друг на друга, узнавая. Потом недобитый Волк оскалился и нажал на спуск.
Щёлк!
Барабан был пуст.
— Везучий, — хрипло сказал Сайто Хадзимэ.
Его рука с револьвером упала на колено. Кэнсин на всякий случай отступил, хотя эта мера предосторожности была излишней. Ножны на поясе Сайто были пусты, меч находился в добрых десяти шагах от него, да и сам Сайто не походил на человека, способного преодолеть эти десять шагов без посторонней помощи. Лицо бывшего командира третьего отряда Синсэнгуми было грязным, пыль, копоть и кровь смешались на нём в невообразимую маску. Остриженные волосы неряшливыми прядями спадали на лоб. Накидка тоже пестрела красными пятнами, и по меньшей мере в двух местах эти пятна проступали на ткани изнутри.
Он заметил, как Кэнсин смерил взглядом расстояние между ним и его мечом, и усмехнулся. От движения на потрескавшихся губах выступила кровь, но усмешка сделалась только шире. Прищуренные желтоватые глаза светились презрением. Беспомощный и безоружный, он не ждал пощады и не собирался просить о ней. Он и так знал, что умрёт здесь — наверняка знал, иначе бы не надел эту старую форму, готовясь к последнему бою...
Кэнсин потянулся к поясу, но не за мечом. Фляга из бамбукового коленца была ещё на две трети полна. Он откупорил её и протянул Сайто, почему-то избегая смотреть в эти немигающие жёлтые глаза. Он был почти уверен, что Волк откажется брать воду — хотя бы ради удовольствия заставить Баттосая выглядеть глупо.
Тот и впрямь помедлил, но потом всё-таки взял флягу и поднёс ко рту — не спеша, с полным достоинством. По его виду невозможно было догадаться, что он умирает от жажды, но Кэнсин знал по себе, как страшно хочется пить после боя и особенно при потере крови.
Сделав несколько медленных глотков, Сайто протянул флягу обратно.
— Что там горит? — спросил он окрепшим голосом. Дымовой столб в небе был заметен даже сквозь кроны деревьев.
— Не знаю, — ответил Химура. — Отсюда не видно.
"Но, скорее всего, это замок, который вы защищали," — договорил он про себя.
Сайто словно прочёл эти мысли, и усмешка исчезла с его лица. Он повёл взглядом в сторону катаны, оставшейся в груди его последнего противника.
— Дай мне меч. — Это была не просьба, а требование. Сайто говорил как человек, уверенный в своём праве и в том, что не получит отказа.
Кэнсин не сдвинулся с места.
— В вашем отряде есть врач по фамилии Такани?
— Зачем он тебе? — В глазах Сайто что-то мелькнуло — может быть, удивление?
— Его отец, умирая, просил найти его и вернуть в семью.
Сайто покачал головой.
— Поздно спохватился.
— Он... погиб?
— На прошлой неделе похоронили.
Кэнсин сглотнул что-то сухое и шершавое в горле. В глубине души он знал, что его поиски напрасны, но всё-таки... всё-таки надеялся, оказывается.
Сайто следил за ним, не отводя цепкого и злого взгляда от лица старого недруга.
— Я ответил на твой вопрос, — бросил он. — Даже на два. Теперь — меч.
"Что он хочет сделать? — подумал Кэнсин. — Убить себя — или попытаться убить меня? Удивится ли он, если увидит, какой меч теперь носит хитокири Баттосай?"
— Нет, — сказал он вслух. — Я не буду с вами биться.
Жёлтые глаза сверкнули почти звериной яростью, но только на мгновение. Сайто сразу же овладел собой.
— Не думал, что ты струсишь, — спокойно сказал он.
Кэнсин не ответил. Склонив голову, он напряжённо прислушивался. Издалека доносился шум и отдалённый треск барабана — ещё один отряд императорской армии двигался вверх по склону холма.
Сайто тоже услышал — и усмехнулся той же кривой усмешкой. Только теперь в ней было меньше злости и больше усталости. И по-прежнему — ни капли страха.
— Тогда делай своё дело, хитокири. Или проваливай к демонам.
Кэнсин покачал головой.
— Я больше не хитокири.
Глаза Сайто удивлённо расширились, он вскинул руку, но закрыться от удара не успел. Кэнсин стукнул его ребром ладони по шее и аккуратно, придерживая за одежду, уложил на землю.
Сайто, хоть и худой, оказался довольно тяжёлым, но и Химура не был слабаком. Перекатив оглушённого человека с боку на бок, он стащил с него форменное хаори. Быстро огляделся: из убитых "фениксов" только один подходил по росту и по сложению. Надеть на него хаори не получилось — он лежал ничком, подогнув руки под себя, и перевернуть его было невозможно: голова, на три четверти отсечённая от тела, держалась только на лоскуте плоти и на нескольких уцелевших жилах. Возиться было некогда, и Кэнсин просто накрыл спину мертвеца накидкой.
Вернувшись обратно, он подобрал и выбросил в кусты разряженный револьвер. Секунду поколебался, но потом всё-таки запустил руку за пазуху Сайто. Нащупал несколько листков бумаги и вытащил их. Нельзя было оставлять ничего, что могло бы указать на имя, будь то документ с личной печатью, письмо с подписью или долговая расписка. Кэнсин сунул бумаги себе за отворот косодэ и, ухватив Сайто под мышки, оттащил его подальше от тела, покрытого накидкой. Уложил рядом с другим "фениксом", прямо в лужу загустевшей крови.
...Он не сошёл с ума, пряча бывшего врага от рук бывших друзей. Он просто... просто слишком устал от смерти. От всех смертей, которые он не мог предотвратить.
Шум идущего отряда приближался, стали слышны голоса. Выглянув из-под защиты деревьев, уже можно было разглядеть поднимающихся по тропе солдат; отблески солнца на штыках колкими лучами пробивались сквозь ветки. Стараясь держаться в тени, Кэнсин отступил в заросли — и никем не замеченный, быстрым шагом углубился в лес, забирая в сторону противоположного склона. У него не было причин искать встречи с бывшими соратниками. На примере Сисио Макото он успел понять, как обходятся Сацума и Тёсю с теми, кто слишком много знает о тайных делах Патриотов и может скомпрометировать новое правительство одним фактом своего существования. Не то чтобы он считал такую участь незаслуженной для себя лично — но нехорошо было бы умереть, не успев хоть отчасти искупить зло, которое он принёс людям.
Он был не в силах помочь всем жителям Айдзу. Он не успел спасти даже Такани, но смог сделать кое-что для другого человека — и это немного грело душу. Если повезёт, Сайто не смогут опознать. Офицера Синсэнгуми и предполагаемого убийцу ждала бы смертная казнь, но к простому солдату, скорее всего, проявят снисхождение. А там... больница, тюрьма или ссылка — всё лучше, чем могила.
...В лесу становилось зябко — солнце уходило за горы. Канонада давно стихла, и дым в небе поредел, расплылся неровными клочьями. Забравшись подальше в глушь, Кэнсин позволил себе короткую передышку. Развёл костерок из нескольких сухих веток и достал спрятанные документы.
Письмо, уже читаное — бумага замялась на сгибах. Красная печать с листьями мальвы. Наверняка из замка, но если Сайто не уничтожил его сам, значит, ничего важного в нём нет. В огонь.
Обрывок набросанной от руки карты, испещрённой красными чернильными пометками. Туда же.
Ещё одно письмо — старое на вид, истёртое и потемневшее. Тушь на тонкой бумаге пропиталась почти насквозь. Видимо, Сайто дорожил этим письмом, раз предпочёл сохранить его при себе до конца. Послание от друга? От любимой женщины? В любом случае, не для чужих глаз. В огонь, не разворачивая и не глядя на подпись.
Последний листок — скорее, клочок с неровно оторванным краем — он хотел так же, не глядя, отправить в костёр, но взгляд зацепился за тускло-серые знаки, не написанные, а словно нацарапанные на слегка продавленной бумаге. Кэнсин не сразу понял, что это такое, но потом вспомнил: командир Такасуги тоже пользовался европейским свинцовым карандашом, когда писал депеши. Это было быстрее, чем возиться с кистью и тушечницей — а Такасуги очень не любил тратить время попусту.
А у Сайто, наверное, просто не было под рукой ни кисти, ни тушечницы. Только несколько свободных минут перед боем; только несколько слов, которые обязательно надо было записать...
Вглядываясь в блеклые, наспех набросанные строчки, Кэнсин будто воочию видел, как Сайто, зажав в пальцах патрон и придерживая на колене замусоленный обрывок бумаги, выводит быстрым неровным почерком:
Ветер уносит
листья опавшие прочь.
Ветвь остаётся.
@темы: Меч и сердце, Глициния - цветок живучий, Записки на бумажном журавлике, Синсэн и около
-
-
09.04.2015 в 11:27-
-
09.04.2015 в 13:01-
-
09.04.2015 в 22:53ahotora, спасибо! Я пробовала прикрутить сюда рейтинг и вытащить на третий левел вместо пропущенного второго, но потом поняла, что кровькишки тут не к месту будут. Оставила так.
-
-
09.04.2015 в 23:38-
-
10.04.2015 в 11:10-
-
10.04.2015 в 23:08ahotora, да, я примерно так и подумала)
-
-
11.04.2015 в 01:41