Название: Двойная звезда
Размер: миди
Пейринг/Персонажи: Абэ-но Сэймэй, Минамото-но Хиромаса
Категория: джен, броманс
Жанр: драма, мистика, боевик
Рейтинг: PG-13
От автора: Задание на спецквест - "Через недельку нашей эры". Вывихнув мозги над этой загадочной темой, я в конце концов решила не изобретать велосипед и стащила сюжетную основу у одного из произведений, приведённых на Посмотрели.ру для иллюстрации заданного тропа. Писалось уже под занавес, в спешке, но сцена схватки вышла на удивление легко - с первого раза, чего со мной сроду не случалось.
На развалинах храма буйствовала трава. Серый камень обрушенных стен почти скрылся под густым зелёным покровом, гирлянды плюща обвили единственный уцелевший столбик ворот. Молодые побеги оплетали изъеденные временем кипарисовые балки и прошивали насквозь трухлявые доски пола, устремляясь к солнцу.
Мужчина в чёрном воинском одеянии остановился у черты ворот, тщетно пытаясь отыскать исчезнувшую в зелени тропинку. Потом пошёл напрямик — по грудь в травяном море, раздвигая руками шелестящие стебли. Добравшись до святилища, он вытащил из-за пояса меч и присел на заросший камень, бывший когда-то порогом. Огляделся вокруг, заново узнавая место.
Он давно не был здесь. Очень давно.
Колодец заилился и высох, но почерневший от времени сруб ещё не развалился, только покрылся моховой шапкой. Искать на нём следы крови было бесполезно — мох поглотил всё, что не смыли дожди и снегопады. Но человек с мечом всё-таки посмотрел туда, ища хоть какую-то зацепку для памяти.
С той ночи, как померкла звезда, он ни разу не возвращался сюда. Обходил это место, как проклятое. Даже в самый тяжёлый год, когда ему пришлось бежать из окружённой усадьбы и прятаться на окраинах столицы — даже тогда он не искал убежища в этих руинах.
В траве зашуршало. Рука воина быстро метнулась к мечу — и так же быстро опустилась, когда он разглядел, кто прячется в зарослях осоки у обвалившейся стены. Из гущи зелёных стеблей выглянула острая рыжая мордочка, чёрный нос опасливо зашевелился, вылавливая из воздуха струйку чужого запаха. Человек улыбнулся.
— Здравствуй, — негромко сказал он.
Лиса настороженно разглядывала его в ответ. Не кицунэ — обычная лиса, пришедшая половить мышей среди развалин. Кицунэ и на десять ри не приближаются к столице — даже самые дикие из них предпочитают не связываться с тем злом, что обитает ныне в Тайра-но мияко. Про высших лис, белошёрстых посланников Инари, и говорить нечего: от демонской скверны они бегут, как от огня...
— Если бы ты это видел, — вслух произнёс человек, глядя в сторону города, — тебе бы тоже тут не понравилось.
Но тот, к кому он обращался, не мог услышать. А лиса, напуганная звуком речи, шмыгнула обратно в траву — только хвост метнулся рыжей молнией среди зелени.
Человек встал, глянул из-под руки на солнце. Где-то середина часа обезьяны, а заставу он прошёл в конце часа лошади. Там наверняка уже подняли тревогу и послали гонца в столицу. Конечно, найдут его не сразу, даже если догадаются, где искать, но всё же времени осталось мало...
Время. Как всегда, всё упирается во время. Только на этот раз он не имеет права ошибиться или опоздать — потому что второй попытки не будет.
Человек вытащил из-за пояса кинжал и стал выцарапывать на тёмных крошащихся досках пятиконечную звезду.
***
— Мне это не нравится, Сэймэй!
Хиромаса сердился уже всерьёз. Насупив брови и по-бычьи пригнув голову, он смотрел на Сэймэя и чувствовал, что эта вечная лёгкая улыбочка, играющая на лице колдуна, начинает его основательно бесить.
— Разве я тебе не друг? Разве я уже и доверия твоего не стою?
Сэймэй всем видом изобразил удивление, но Хиромаса на эту удочку не клюнул.
— Не прикидывайся, я тебя насквозь вижу! Ты собрался в храм Хокадзи? Да или нет?
— Да, — согласился Сэймэй. — И что?
— А то, что сегодня утром опять нашли безголовое тело. На углу Восточной улицы и Девятого проспекта. А вчера — в Девятом квартале. А позавчера...
— Я знаю, можешь не продолжать. Про сегодняшнее тоже.
— Так что ты меня за дурака держишь? Будто я не знаю, что храм Хокадзи стоит на Восточном канале и что там уже лет пятнадцать никто не молится. Не отпирайся, Сэймэй! Ты нашёл, где живёт этот демон.
— Ну, хорошо, — Впервые с начала разговора по безмятежному лицу заклинателя пробежала тень недовольства. — Ты угадал, я нашёл его убежище. Это моя работа, между прочим. Чем ты недоволен?
— Тем, что ты мне ничего не сказал! Ты хотел ловить его в одиночку, да?
— Хиромаса, — Сэймэй раздражённым движением подобрал рукава, складывая руки на груди. — Я всё-таки оммёдзи — и притом не из худших. Есть дела, с которыми я могу справиться без помощников.
— Этот демон отгрыз головы уже шести людям, — угрюмо напомнил Хиромаса. — Один из которых был очень хорошим воином. Какой бы породы ни оказалась эта тварь, силы ей точно не занимать. А ты даже оружия не носишь.
— Потому и не ношу, что не нуждаюсь в нём. Как показывает печальный опыт упомянутого тобой воина, против этого демона меч совершенно бесполезен.
— И всё-таки, Сэймэй! Ты, конечно, любую нечисть одолеешь, но зачем рисковать? Пойдём лучше вместе. Пока ты колдовать будешь, я постерегу, чтобы он на тебя не кинулся.
По мере того, как Хиромаса говорил, лицо заклинателя всё больше мрачнело. В конце концов он покачал головой.
— Нет, Хиромаса. Тебе там нечего делать.
— Почему?
В глазах Сэймэя блеснул холодный огонёк.
— Потому что это действительно сильный демон, и я не хочу, чтобы ты путался у меня под ногами, пока я буду бороться с ним. У меня не будет времени отвлекаться на твою защиту.
Он проговорил это спокойно, даже бесцветно, но Хиромаса почувствовал себя так, будто ему отвесили оплеуху. Аж в ушах зазвенело.
Он резко встал, чуть не опрокинув столик. Обида жгла грудь изнутри — словно кипятка хлебнул по ошибке.
— Ладно, — хрипло выдавил он. — Хорошо. Как тебе угодно.
Сошёл с энгавы и стал обуваться. Пока натягивал башмаки, всё казалось, что взгляд Сэймэя трогает спину, щекочет, как попавшая за шиворот травинка. Но оборачиваться он не стал — так и ушёл молча, не прощаясь.
***
Поздно вечером Хиромаса сидел на берегу Восточного канала, бросал в воду камешки и злился на весь мир.
"Чтобы не путался под ногами", ну надо же! Будто это не Сэймэй звал Хиромасу то на демона поохотиться, то влюблённого призрака упокоить, то самого Тайзан-Фукуна музыкой потешить. Будто от Хиромасы никакой пользы, а одни только хлопоты.
А всё-таки... всё-таки Сэймэй ему друг. Потому и гложет сердце обида: одно злое слово от друга жалит больнее, чем любая ругань от чужого, безразличного тебе человека. Не будь это Сэймэй — и обиды бы не было.
Хиромаса поднял глаза и отыскал в небе знакомый огонёк. В движении светил он разбирался мало, но эту звезду всегда находил без ошибки: она выделялась среди прочих необычайно ярким светом. Хиромаса знал — почему. Он помнил, как однажды ночью две звезды вдруг начали двигаться навстречу друг другу и соединились в одну, горящую с удвоенной яркостью.
Это была ночь после того дня, когда он впервые пришёл в дом Сэймэя.
Потом он узнал, что ему, как и Сэймэю, судьба назначила хранить этот город от всяческого зла. А соединение двух звёзд знаменовало встречу двух защитников столицы. С тех пор, когда его одолевала грусть, Хиромаса находил в небе двойную звезду и напоминал себе, что у него есть друг и предназначение. Вот и теперь, глядя на сверкающую точку, он почувствовал, что наполнившая душу горечь понемногу рассеивается...
...а пока он смотрел, двойная звезда вдруг померкла, наполовину уменьшив блеск.
Сначала Хиромасе показалось, что её накрыло облако, но небо вокруг было чистым, и другие звёзды сияли, как ни в чём не бывало. Он подождал немного — но потускневший огонёк и не думал не разгораться снова.
Тревога сдавила ему сердце. Определять будущее по небесным знамениям он не умел, но точно знал, что звёзды гаснут не к добру — а Сэймэй...
А Сэймэй ушёл в храм Хокадзи. К демону. Один, без оружия и без помощника.
Подхватываясь на ноги, Хиромаса успел порадоваться, что взял с собой меч, и огорчиться, что не поехал на коне. Впрочем, до старого полуразрушенного храма отсюда было недалеко — вдоль канала, а потом направо...
Додумывал он уже на бегу.
***
— Я же велел тебе не приходить сюда.
— А ты мне что — господин? Или отец? Куда хочу, туда иду, и тебя спрашивать не обязан!
— Ты мне мешаешь.
— А мне мешает, что ты шатаешься по руинам и гоняешь демонов один. Пока ты здесь, я от тебя не отстану.
— Хиромаса!
— Я уже двадцать лет Хиромаса! С тех пор, как мне голову покрыли! И я тебе говорю: не будь я Минамото-но Хиромаса, если позволю какому-то демону загрызть моего друга!
— Дался тебе этот демон! — На лице Сэймэя читалась досада. — Да с чего ты взял, что он меня загрызёт?
— А звезда? — Хиромаса обвиняюще ткнул пальцем в небо. — Наша двойная звезда? Я только что видел, как она наполовину погасла! Значит, твоя охота добром не кончится.
— Ну что ты несёшь? — Сэймэй улыбнулся, но как-то устало, одной половинкой рта. — Я всё же получше тебя разбираюсь в том, что предрекают звёзды. Думаешь, я пошёл бы сюда, если бы мне грозила опасность?
— А почём мне знать? — огрызнулся Хиромаса, сам порядком сбитый с толку. — У меня от твоих плутней уже голова болит, лис бессовестный! Может, ты нарочно меня отослал, чтобы не на мне, а на тебе это пророчество сбылось? Я ж не знаю, которая половина звезды погасла, моя или твоя.
— Я тоже не знаю.
Хиромаса изумлённо взглянул на друга, не уверенный, что ему не послышалось.
— Ты что? — севшим голосом переспросил он. — Ты что, и вправду нарочно это устроил?
Сэймэй прислонился к столбу разрушенных ворот. Он больше не улыбался, и от этого становилось не по себе.
— Я должен извиниться перед тобой, Хиромаса, — негромко проговорил он. — Я обидел тебя сегодня. Мне казалось, что я поступаю правильно, но, похоже, на этот раз судьба меня перехитрила. И, может быть, у меня больше не будет случая попросить у тебя прощения за те слова.
— Потому что... — Хиромаса запнулся. — Кого-то из нас ждёт смерть?
— Лучше бы тебе уйти, — вместо ответа сказал Сэймэй.
Хиромаса молча закусил губу. Потянул меч из ножен — легко ходит, это хорошо. Демоны тоже живые, их можно ранить и убить. Но очень трудно.
Двор заброшенного храма зарос травой выше колена, ограда и ворота покрылись цепкими побегами плюща. Луна освещала старый колодец и молодые стволики бамбука рядом с ним. Слаженным хором гремели цикады, радуясь тёплой ночи.
— Вот оно, — шепнул вдруг Сэймэй.
Сначала Хиромаса ничего не увидел. Потом проследил за взглядом Сэймэя — и различил какую-то тень у входа в храм. Тень двигалась медленным спотыкающимся шагом. Она была ростом с человека, но корявая и кособокая.
Сэймэй приложил к губам сложенный веер, зашептал заклинание. Хиромаса стоял смирно и старался не дышать слишком громко. Он знал — Сэймэй окружил их пологом невидимости, и если не двигаться и не шуметь, то демон их не найдёт.
А не шуметь было трудно, потому что тварь уже выбралась на свет, и вид у неё оказался такой, что впору завопить и броситься наутёк. Голова у неё была человеческая, но сморщенная, с наполовину облезшей кожей и длинными, но редкими чёрными волосами. Вместо глаз — пустые дырки, во рту — зубищи длиной в палец. А ниже начиналось такое, что Хиромаса прикусил рукав, чтобы не орать: тело демона, совершенно голое, было вкривь и вкось слеплено из голов. Словно из черепных костей сложили остов и обтянули его содранной с лиц кожей — с пучками волос, растущими где попало, с глазами на плечах и груди, с разинутыми ртами на ладонях и на животе, с ушами и носами во всех неподходящих местах. И всё это непотребство моргало, принюхивалось, причмокивало и бормотало что-то на множество голосов.
Демон доковылял до колодца и остановился, крутя своей верхней головой во все стороны. Сэймэй бесшумно вынул из рукава вырезанную из бумаги человеческую фигурку и подбросил её вверх. Фигурка отлетела в сторону, и в лунном свете внезапно соткался силуэт бритоголового человека в оранжевой рясе.
Тварь повернулась к нему. "Монах" стоял спокойно, не пытаясь убежать.
— Голова, — проскрипел рот на лице демона. — Где моя голова?
"Монах" молчал.
— Голова, — забормотали рты на уродливом теле чудовища. — Где голова нашего государя? Не отдашь его голову — заберём твою.
Сэймэй шевельнул веером. "Монах" попятился и стал обходить колодец с другой стороны. Демон заскрежетал зубами и вдруг сжался в комок и прыгнул на мнимую добычу — прямо через сруб.
И застрял. Влип в пустое пространство между срубом и навесом, как муха в паутину.
"Монах" испарился, а чудовище завыло и забранилось на все голоса. Веер в руке Сэймэя взмахнул дважды — крест-накрест. С навеса упали свёрнутые верёвки и обвили демона, связывая по рукам и ногам.
— Оставайся здесь! — приказал Сэймэй Хиромасе. Вынул из-за пазухи листок бумаги, изрисованный тушью, и пошёл к беспомощно бьющемуся в тенётах демону.
При виде его тварь перестала колотиться и повисла неподвижно. Сэймэй поднял бумажку, зажав её в пальцах правой руки, и начал новое заклинание. Хиромаса моргнул — то ли луна так светила, то ли от рук и лица оммёдзи и впрямь исходило лёгкое сияние...
А потом всё случилось как-то сразу и вдруг. Демон бешено дёрнулся — и одним движением вывернулся из верёвок, оставив на них прилипшую лоскутами кожу. Ободранный, ещё более жуткий с виду, он скакнул на Сэймэя, не успевшего дочитать заклинание до конца. Оммёдзи увернулся, бумажка с надписью полетела демону в рожу и вспыхнула на лету. Демон заорал, запрыгал на четвереньках, стряхивая пламя с волос — и исхитрился ухватить Сэймэя зубами за штанину, рванул когтистой лапой шёлковую полу каригину.
Больше Хиромаса уже ни о чём не думал. Всего шесть шагов отделяли его от того места; пять из них он пролетел за один вдох — и на шестом, удачно пришедшемся на правую ногу, рванул из ножен меч, не тратя времени на замах.
Демон как раз поднимался с колен, и удар рассёк ему спину наискосок, от подмышки до плеча. Тварь выпустила Сэймэя и кувыркнулась в траву; Хиромаса левой рукой, не глядя, оттолкнул заклинателя в другую сторону и встал между ними.
— Колдуй скорее! — крикнул он, выставив меч остриём перед собой. Демон поднялся из травы и пошёл на них снова. Вот досада — раны его как будто и не ослабили...
Хиромаса успел услышать голос Сэймэя за спиной, выпевающий ещё какое-то заклинание, а потом прислушиваться стало некогда. Проклятая тварь оказалась не только живучей, но и невероятно ловкой. Её страховидное тело изгибалось, как у змеи, словно вместо костей в нём имелись одни суставы — а впрочем, может, так оно и было. Демон наседал, и Хиромаса едва успевал отмахиваться мечом и отступать, пока не упёрся в колодезный сруб.
Демон прыгнул на него — и промахнулся: Хиромаса бросился на землю и откатился. Демон плюхнулся на сруб, а Хиромаса уже вскочил на ноги и нанёс косой удар, пытаясь располовинить противника. И сам промахнулся на этот раз — чудище подпрыгнуло и повисло, уцепившись за столбики навеса, и меч впустую скосил бамбуковую поросль у колодца.
Второго удара он нанести не успел. Оттолкнувшись от навеса, демон упал на него сверху, обхватывая его руками и ногами. Цепкие, невероятно сильные лапы сдавили человеку шею, сморщенная зубастая рожа нависла над ним, примериваясь к горлу клыками. Если бы Хиромаса мог дышать, то задохнулся бы на месте — из разинутой пасти жутко несло падалью.
"Конец, — мелькнуло у него в голове. — Сэймэй оказался прав — это всё-таки была моя звезда..."
Что-то блеснуло над ним, словно луч света, отражённый зеркалом, и хватка на горле вдруг ослабла. Потом сверкнуло ещё раз, ярче и сильнее, волосы на голове демона вспыхнули костром, он заверещал и отцепился.
Хиромаса повалился на землю, и почти сразу же чья-то жёсткая рука схватила его за локоть, поднимая на ноги.
— Сэймэй?.. — прохрипел он, потирая горло.
И осёкся. Перед ним стоял кто-то другой. Человек в чёрном воинском одеянии, точно таком же, как у Хиромасы, с обнажённым мечом в руке и...
Без головы?!
Он успел вспотеть от ужаса, прежде чем понял, что ошибся. Голова у незнакомца имелась, и даже шапка-каммури с подвязанным хвостом обреталась на положенном ей месте. Но вот лицо от шапки до подбородка было закрыто повязкой из чёрного шёлка, намотанной в несколько витков, и на виду оставались только глаза да переносица.
Разглядывать его дальше не было времени. Демон опять сбил с себя пламя и бросился на них. Хиромаса и незнакомец, не сговариваясь, метнулись в разные стороны, тварь на миг замешкалась — и перед ней, как из-под земли, вырос Сэймэй.
На этот раз луна точно была ни при чём — руки оммёдзи светились так, что больно было смотреть. Уже без всяких заклинаний и ловушек он шагнул к демону и схватил его за голову, сдавив ладонями с двух сторон. Тот завизжал на одной пронзительно высокой ноте, вцепился в руки противника, силясь оторвать их от себя. Там, где ладони Сэймэя касались его, сморщенная плоть трескалась и распадалась прахом.
Хиромаса бросился к демону — добить скорее, пока не вырвался. Но не успел.
Чудище рванулось с неимоверной силой — и отшвырнуло Сэймэя, как пучок соломы. Заклинатель отлетел к колодцу, ударился о сруб и остался лежать. Хиромаса, подскочив, рубанул демона по боку — меч со скрипом проехался по костям и застрял где-то внутри.
Демон обернулся к воину. Его голова, страшно обожжённая с двух сторон, выглядела так, словно вот-вот развалится, но он не обращал на это внимания, равно как и на торчащий в его теле меч.
— Минамото, — проскрипел он всеми ртами. — Проклятые Минамото. Ненавижу.
Хиромаса дёрнул рукоять — меч не поддавался. Паника захлестнула его ледяной волной.
Позади демона бесшумно поднялась чёрная тень. Свистнул рассечённый воздух, тварь в очередной раз взвыла, стремительно оборачиваясь к новому противнику. Голова повернулась, а тело — нет: Хиромаса ухватился за рукоять меча, держа гада, как наколотую на острогу рыбину.
Человеку в чёрном только это и было нужно. Удар, удар, ещё удар — он рубил демона без передышки. Демон отмахивался лапами, прикрывая голову; будь у него лишнее мгновение, он вырвался бы непременно — но незнакомец не давал ему этого мгновения, атакуя слева и справа. Клинок врубался в плоть, скрипел по нечеловечески прочным костям. Это был бой не на мастерство — на выносливость. Кто-то должен был устать первым: или демон, от которого при каждом ударе летели ошмётки кожи и мяса, или незнакомец, стремительно орудующий клинком, или Хиромаса, из последних сил удерживающий мечущуюся тварь на месте...
И так оно и вышло. На очередном ударе демон промедлил заслониться иссечённой до кости рукой, и меч незнакомца врезался ему в голову — сбоку, в прожжённую Сэймэем рану.
Черепная коробка треснула, как перезревшая тыква, извергнув облако зловонной пыли. Хиромаса, закашлявшись, выпустил меч, и демон обвалился к его ногам, распадаясь на куски.
Человек в чёрном осмотрел свой меч, иззубренный по всей длине, пожал плечами, бросил его в траву. Хиромаса, отдуваясь, вытер потное перепачканное лицо. Помотал гудящей головой, приводя мысли в порядок...
И вдруг побледнел. И со всех ног рванулся к колодцу.
Сэймэй сидел там — почти лежал, прислонившись лопатками к срубу. Лицо его болезненно кривилось, губы были прикушены. Сначала Хиромаса подумал, что он ударился спиной. Потом увидел тёмные пятна у него на груди — и то, вокруг чего они растекались.
Оммёдзи не ударился о сруб — он упал подле него. На растущий рядом бамбук, из которого получаются хорошие стрелы. На торчащие острые прутья, наискось срезанные мечом.
Хиромаса закричал бы — но ужас отнял у него голос. Он бросился к Сэймэю, упал на колени, схватил его за руку. В голове билось только одно слово: почему? Почему — так?
Холодные пальцы шевельнулись, сжали его запястье. Глаза Сэймэя были открыты, но взгляд двигался медленно, сонно. Вот задержался на лице Хиромасы, потом пополз дальше — к подошедшему следом незнакомцу. Что-то нащупал, остановился. Замер, уткнувшись в маску, из-под которой виднелись только глаза.
— Ты... — прошелестел голос, в котором едва угадывалось удивление. — Вот, значит... как...
Незнакомец молча наклонил голову.
— Всё... так плохо?..
Ответом был ещё один кивок. С губ Сэймэя сорвался сиплый выдох — такой тихий, что Хиромаса не сразу распознал в нём смех.
— Славная... шутка... — шепнул он, содрогаясь от беззвучного хохота. — Я и не думал...
Он вдруг выпустил руку Хиромасы и напрягся, почти выгнулся, хватая воздух быстрыми мелкими вдохами. А потом как-то обмяк и уронил голову на край колодца.
Прошла, наверное, целая минута, прежде чем Хиромаса понял, что он не дышит.
***
Это было так неправильно, что Хиромаса сразу догадался: он спит. Только во сне и может случиться такая нелепость — мёртвый Сэймэй. А когда снится такой гадкий сон, то лучшее, что можно сделать — это проснуться. И на миг показалось, что это легче лёгкого: напрячься и сморгнуть этот сон с ресниц, как раскрашенную шелуху.
Он моргнул. Мир не растаял, но и настоящим не стал. Остался таким же плоским, зыбким, словно отделённым полупрозрачной стенкой из самой тонкой рисовой бумаги. Всё было далёким и смазанным — белая тень на траве у колодца, чёрная тень, склонённая над ней...
Потом незнакомец встал, и Сэймэй оказался у него на руках. Голова заклинателя была закрыта полой каригину — безликий свёрток белого шёлка. И человек в чёрном понёс его к воротам, осторожно ступая по тропинке.
У ворот он остановился и глянул через плечо на Хиромасу. Глаза блеснули из-под намотанной ткани, но он ничего не сказал — молча стоял, ожидая чего-то.
Хиромаса заставил себя встать и пошёл следом. С каждым шагом плёнка, отгородившая его от мира, вздрагивала, но не рвалась. Где-то под ней, в глубине, ворочалось вялое удивление. Что это за человек? Откуда Сэймэй его знал? О чём они говорили напоследок? Но и это почему-то не вызывало интереса.
Они подошли к берегу канала. Под старой ивой была привязана лодка. Человек в чёрном мотнул головой, не опуская своей ноши. Хиромаса кое-как сообразил, вытащил лодку на песок, и незнакомец положил в неё Сэймэя. Столкнул лодку в воду, забрался в неё сам и подождал, пока Хиромаса последует за ним. Потом налёг на весло.
Хиромаса поджал ноги, чтобы поместиться, уложил голову Сэймэя себе на колени. Ощущение бумажной стенки между ним и миром не исчезло. Чтобы отвлечься от него и от того, что лежало на дне лодки, он стал смотреть по сторонам — как плывут в темноте кровли домов, как качаются ветви плакучих ив, как горит и играет под веслом лунное серебро.
Незнакомец вёл лодку легко и уверено. И за всё время пути от Девятого квартала до моста Итидзё-модори не проронил ни слова. Хиромаса смотрел на его спину, обтянутую чёрной курткой, на мерно двигающиеся плечи — и не мог понять, кого напоминает ему эта склонённая над рукояткой весла фигура. Хотя, может быть, ему это только померещилось.
...Лодка подошла к берегу возле моста. Незнакомец выскочил первым и, стоя на мелководье, придержал её за борт; Хиромаса выбрался из лодки и наклонился, чтобы поднять Сэймэя.
Оммёдзи показался ему неожиданно тяжёлым. Или это у него самого ослабели руки? Хиромаса стиснул зубы, перехватил тело поудобнее и начал взбираться вверх по склону — берег здесь был высокий. Оступился в темноте на скользкой траве, но устоял. Сделал ещё два шага вверх — и, уже выбравшись на ровное место, зацепился за какой-то ползучий корень, споткнулся ещё раз и всё-таки упал.
Удачно упал — вперёд на колени, а не назад с откоса. И ношу свою не уронил на землю — удержал, прижимая к себе. Голова Сэймэя откинулась ему на руку, край одежды сполз. Лицо под ней было таким же белым, как ткань, и в неподвижно раскрытых глазах отражались звёзды.
Хиромаса посмотрел на небо. Та звезда никуда не делась. Она была на месте — больше того, она сияла так же ярко, как вчера ночью. Как в ту ночь, когда он впервые увидел её: два огня, слившиеся вместе...
Бумажная стенка треснула и рассыпалась. Мир встал на место — всеми красками, звуками и ощущениями. Нежным светом луны и звёзд, плеском воды под опорами моста и тяжестью мёртвого тела на руках.
Хиромаса встряхнул его. Сэймэй не пошевелился.
И это был не сон.
***
— Пей.
На пол перед ним опустился столик с бутылкой и чашкой. Хиромаса покачал головой.
— Пей, — повторил человек в чёрном. — Надо.
Он говорил быстрым шёпотом и только короткими фразами. Губы под маской почти не двигались.
Хиромаса не понимал, чего от него хочет этот странный тип. Зачем он привёз их обратно к дому Сэймэя, зачем помог внести тело в дом и уложить, как положено, с покрытым лицом; зачем теперь требует, чтобы Хиромаса непременно выпил...
Зачем вообще всё это, если Сэймэя больше нет?
Человек в чёрном наполнил чашку и придвинул к Хиромасе. Откуда он достал сакэ? Порылся в кладовой? Что он вообще делает тут? Почему прячет лицо и голос?
— Кто ты? — хрипло спросил Хиромаса. Это были его первые слова с тех пор, как стряслась беда.
— Потом, — прошелестел человек.
Его шёпот и уклончивый блеск глаз вдруг разозлили Хиромасу. Всё было слишком плохо и без этих дурацких игр.
— Сними маску, — потребовал он. — Я хочу видеть, кому обязан жизнью. Покажи лицо, эй, ты!
Человек хотел отстраниться, но Хиромаса оказался быстрее. Ухватив свесившийся на плечо конец шёлковой повязки, он рванул его, сдирая чёрную ткань с лица незнакомца.
И обмер, потеряв дар речи.
— Тебе всё-таки стоит выпить, — сказал Сэймэй, снимая повязку полностью. Теперь, когда отпала необходимость притворяться, его голос звучал обычно и до оторопи спокойно. — Поскольку то, что я сейчас расскажу, лучше слушать не на трезвую голову.
Хиромаса смотрел на него, молча разевая рот. А потом — как обухом ударило: ну, конечно! Там, у храма, был не Сэймэй, а его волшебный двойник! Сикигами, куколка, подменыш... о, боги, да сколько раз он сам попадался на этот простой трюк!
Чуть не поскользнувшись на полу, он метнулся к неподвижному телу, дрожащими руками поднял платок с лица — и сердце оборвалось снова: это тоже был Сэймэй. Не кукла из бумаги или соломы — всё тот же Сэймэй. Бледный, с закрытыми глазами и синей тенью у губ. Холодный. Непоправимо мёртвый.
И он же сидел возле столика — живой, но в чужой одежде, с незнакомой горькой усмешкой в уголках рта.
Хиромаса жестоко ущипнул себя за руку. Не помогло. Мёртвый Сэймэй лежал на чисто выметенных досках. Живой Сэймэй сидел у столика. Огонёк свечи вздрагивал на сквозняке, в саду орали цикады. И всё.
— Кто? — простонал он, чувствуя, что вот-вот сойдёт с ума. — Кто из вас настоящий?
— Оба, — тихо ответил живой. — Успокойся, Хиромаса. И выпей уже наконец, а то на тебя смотреть страшно.
***
...Я действительно Абэ-но Сэймэй. И он — тоже.
В сущности, он — это я. Вернее, нет, не так. Он — тот, кем я когда-то был. Я — тот, кем он не успел стать.
Это случилось в ночь, когда померкла двойная звезда. Для него это было сегодня. Для меня — много дней назад.
Я пошёл к храму Хокадзи, чтобы изгнать демона. Я собирался идти один, потому что знал, что предрекает угасание звезды. К сожалению, ты тоже догадался и пришёл в храм вопреки моим наказам. Мои попытки обвести судьбу вокруг пальца оказались тщетными; один из защитников столицы должен был умереть.
Им оказался ты.
Я твердил, чтобы ты не ввязывался в схватку, но... мне следовало лучше знать тебя. Конечно, ты не смог стоять в стороне, когда увидел, что мне грозит опасность. Ты бросился на помощь — и погиб у меня на глазах.
Пей, Хиромаса. Ты всё поймёшь потом, а сейчас просто выслушай.
Да, ты погиб, а демон скрылся, и я не погнался за ним. Это была моя вторая ошибка. Если бы я нашёл его логово, то мог бы догадаться, что это за существо и кто послал его за нами, — но я поддался отчаянию и упустил драгоценное время.
Ещё несколько дней после этого было тихо. Потом начался ад.
Помнишь Шествие Ста Демонов? Представь то же самое, но по всему городу. Трое суток кровавой охоты — на улицах и в домах. Люди бежали в храмы, но молитвы не помогали против этой нечисти. Не спасали даже дворцовые стены. Император погиб в первую же ночь — за ним пришёл тот самый демон, что убил тебя.
Уже много позже я понял, что это был спектакль — жестокий, с настоящими смертями, но всё же наигранный. Если бы они взялись за нас как следует, за три дня в столице не осталось бы ни души. Но тому, кто послал их, не нужен был пустой город. Он хотел получить нас живыми — и покорными.
Тайра-но Масамори — вот как его звали. Внебрачный сын Тайра-но Масакадо, единственный выживший из отпрысков "нового государя". Его отец поднял мятеж и захватил власть над восточными провинциями, а сын решил шагнуть дальше и взять в кулак всю страну.
Утром четвёртого дня он вступил в столицу, занял дворец и провозгласил себя императором. С ним было всего две сотни воинов, но этого хватило. Люди были напуганы, никто не помышлял о сопротивлении — зато все хорошо представляли себе, что будет, если он снова натравит на них демонов. Страх служил ему лучше, чем многотысячное войско.
Некоторое время после его воцарения я прятался. Масамори ещё не решил, живым я ему нужен или мёртвым — ну, а меня не устраивало ни то, ни другое. Я менял дома, путал следы и между делом пытался разгадать, как он подчинил себе армию демонов. Если бы удалось лишить его этой власти, он не удержался бы на троне. Но пока я силился проникнуть в его тайну, он вовсю хозяйничал в столице. Набирал разбойников и головорезов в свою личную охрану, наполнял казну награбленным золотом, казнил тех, кто осмелился роптать... Под его рукой город жил в страхе, дышал страхом — и выгнивал изнутри, как червивый плод.
Пей, Хиромаса... Знаешь, иногда я думал, что это даже к лучшему — что ты не увидел, во что превращается столица и люди, живущие в ней. Не увидел, как меркнут кошмары трёх первых дней по сравнению с теми демонами, что вышли со дна их сердец, отравленных страхом. Я думал, что знаю всё о тёмной стороне человеческой души, но мне представилось много случаев узнать больше. Да, за оружие я взялся тогда же — в ту пору приходилось чаще защищаться от людей, чем от нечисти. А ещё... можно сказать, что я пытался немного стать тобой.
Но вот однажды я понял, что мои поиски уже утратили смысл. Даже если я разгадаю тайну Масамори и найду его слабое место — в этом городе уже нечего и некого спасать. И я ушёл из столицы и отправился на поиски того, что мой учитель считал пустыми бреднями одного старого даоса.
В храмах и монастырях, в старых свитках и в книгах из чужих стран я искал заклятие, способное обратить время вспять. Я должен был вернуться сюда, в ночь схватки с демоном — и предотвратить беду. Спасти твою жизнь и восстановить защиту столицы.
Я вернулся.
***
Сэймэй умолк и налил себе ещё. Хиромаса, ничего не говоря, подставил и свою чашку. Заклинатель вылил в неё остаток сакэ и отодвинул пустую бутылку.
Цикады стрекотали, как сумасшедшие. Тень Сэймэя лежала поперёк энгавы — огромная и чёрная, с неровными краями.
— Почему ты прятал лицо? — спросил Хиромаса. Он собирался спросить о другом, но сбился с мысли. В сидящем здесь человеке было что-то чужое, даже пугающее — и Хиромаса никак не мог увидеть в нём прежнего Сэймэя.
— Сначала хотел избежать объяснений, а потом... Подумал, что Масамори сейчас готовится к нападению — а значит, где-то в городе, даже во дворце могут быть его соглядатаи. Если они будут считать меня мёртвым, то расслабятся и перестанут тщательно заметать следы. Это нам на руку.
— То, о чём ты рассказал... Это действительно было?
— Этого не было, — резко сказал Сэймэй. — И не будет, если мы не повторим своих ошибок.
— Но если он и на этот раз призовёт демонов — сможем ли мы защитить город?
— На этот раз всё будет иначе. Во-первых, он уже потерял своего сильнейшего бойца. Если это его и не остановит, то заставит призадуматься. Во-вторых, я всё-таки не зря потратил эти годы. Главную тайну Масамори я так и не разгадал, но знаю о нём куда больше, чем в дни нашествия. В-третьих... — Сэймэй чуть запрокинул голову, словно мог разглядеть небо сквозь навес и густую листву. — Ни мне, ни тебе не удалось бы отстоять город в одиночку. Но пока эта звезда горит, столицу оберегают силы, куда более могущественные, чем один воин и один заклинатель. Вот почему Масамори прежде всего стремился уничтожить кого-то из нас.
Хиромаса вздохнул с облегчением. Но что-то дёрнуло его изнутри — какое-то мимоходом сказанное слово. Он взглянул на Сэймэя и будто заново увидел его — твёрдо сжатые, неулыбчивые губы, жёсткий прищур, незаметную паутинку морщин в уголках глаз...
— Эти годы? — переспросил он. — Сколько же времени прошло?
Сэймэй посмотрел на него в ответ. Та же странная горькая усмешка лежала на его лице, врезавшись в каждую черту, — словно осевшая на коже пыль от дальней, нелёгкой дороги.
— Больше, чем мне хотелось бы прожить в том мире, каким он стал после твоей смерти, — проговорил он ровным голосом.
Эти годы. Где-то в глубине сердца Хиромаса ощутил тупую боль. Годы потерь, одиночества и изгнания. Годы, которые он отменил для всех, кроме себя.
— Сэймэй, — шёпотом сказал Хиромаса. И больше ничего не смог сказать — слёзы заперли горло.
Человек, сидящий напротив, улыбнулся — и маска, сотканная усталостью и временем, стала понемногу разглаживаться. Тонкие брови взметнулись в притворном изумлении, весело сверкнули тёмные глаза.
— Ну, надо же, — протянул он с таким знакомым ехидством в голосе. — После двухчасовой попойки ты наконец-то вспомнил моё имя!
Размер: миди
Пейринг/Персонажи: Абэ-но Сэймэй, Минамото-но Хиромаса
Категория: джен, броманс
Жанр: драма, мистика, боевик
Рейтинг: PG-13
От автора: Задание на спецквест - "Через недельку нашей эры". Вывихнув мозги над этой загадочной темой, я в конце концов решила не изобретать велосипед и стащила сюжетную основу у одного из произведений, приведённых на Посмотрели.ру для иллюстрации заданного тропа. Писалось уже под занавес, в спешке, но сцена схватки вышла на удивление легко - с первого раза, чего со мной сроду не случалось.
Мужчина в чёрном воинском одеянии остановился у черты ворот, тщетно пытаясь отыскать исчезнувшую в зелени тропинку. Потом пошёл напрямик — по грудь в травяном море, раздвигая руками шелестящие стебли. Добравшись до святилища, он вытащил из-за пояса меч и присел на заросший камень, бывший когда-то порогом. Огляделся вокруг, заново узнавая место.
Он давно не был здесь. Очень давно.
Колодец заилился и высох, но почерневший от времени сруб ещё не развалился, только покрылся моховой шапкой. Искать на нём следы крови было бесполезно — мох поглотил всё, что не смыли дожди и снегопады. Но человек с мечом всё-таки посмотрел туда, ища хоть какую-то зацепку для памяти.
С той ночи, как померкла звезда, он ни разу не возвращался сюда. Обходил это место, как проклятое. Даже в самый тяжёлый год, когда ему пришлось бежать из окружённой усадьбы и прятаться на окраинах столицы — даже тогда он не искал убежища в этих руинах.
В траве зашуршало. Рука воина быстро метнулась к мечу — и так же быстро опустилась, когда он разглядел, кто прячется в зарослях осоки у обвалившейся стены. Из гущи зелёных стеблей выглянула острая рыжая мордочка, чёрный нос опасливо зашевелился, вылавливая из воздуха струйку чужого запаха. Человек улыбнулся.
— Здравствуй, — негромко сказал он.
Лиса настороженно разглядывала его в ответ. Не кицунэ — обычная лиса, пришедшая половить мышей среди развалин. Кицунэ и на десять ри не приближаются к столице — даже самые дикие из них предпочитают не связываться с тем злом, что обитает ныне в Тайра-но мияко. Про высших лис, белошёрстых посланников Инари, и говорить нечего: от демонской скверны они бегут, как от огня...
— Если бы ты это видел, — вслух произнёс человек, глядя в сторону города, — тебе бы тоже тут не понравилось.
Но тот, к кому он обращался, не мог услышать. А лиса, напуганная звуком речи, шмыгнула обратно в траву — только хвост метнулся рыжей молнией среди зелени.
Человек встал, глянул из-под руки на солнце. Где-то середина часа обезьяны, а заставу он прошёл в конце часа лошади. Там наверняка уже подняли тревогу и послали гонца в столицу. Конечно, найдут его не сразу, даже если догадаются, где искать, но всё же времени осталось мало...
Время. Как всегда, всё упирается во время. Только на этот раз он не имеет права ошибиться или опоздать — потому что второй попытки не будет.
Человек вытащил из-за пояса кинжал и стал выцарапывать на тёмных крошащихся досках пятиконечную звезду.
***
— Мне это не нравится, Сэймэй!
Хиромаса сердился уже всерьёз. Насупив брови и по-бычьи пригнув голову, он смотрел на Сэймэя и чувствовал, что эта вечная лёгкая улыбочка, играющая на лице колдуна, начинает его основательно бесить.
— Разве я тебе не друг? Разве я уже и доверия твоего не стою?
Сэймэй всем видом изобразил удивление, но Хиромаса на эту удочку не клюнул.
— Не прикидывайся, я тебя насквозь вижу! Ты собрался в храм Хокадзи? Да или нет?
— Да, — согласился Сэймэй. — И что?
— А то, что сегодня утром опять нашли безголовое тело. На углу Восточной улицы и Девятого проспекта. А вчера — в Девятом квартале. А позавчера...
— Я знаю, можешь не продолжать. Про сегодняшнее тоже.
— Так что ты меня за дурака держишь? Будто я не знаю, что храм Хокадзи стоит на Восточном канале и что там уже лет пятнадцать никто не молится. Не отпирайся, Сэймэй! Ты нашёл, где живёт этот демон.
— Ну, хорошо, — Впервые с начала разговора по безмятежному лицу заклинателя пробежала тень недовольства. — Ты угадал, я нашёл его убежище. Это моя работа, между прочим. Чем ты недоволен?
— Тем, что ты мне ничего не сказал! Ты хотел ловить его в одиночку, да?
— Хиромаса, — Сэймэй раздражённым движением подобрал рукава, складывая руки на груди. — Я всё-таки оммёдзи — и притом не из худших. Есть дела, с которыми я могу справиться без помощников.
— Этот демон отгрыз головы уже шести людям, — угрюмо напомнил Хиромаса. — Один из которых был очень хорошим воином. Какой бы породы ни оказалась эта тварь, силы ей точно не занимать. А ты даже оружия не носишь.
— Потому и не ношу, что не нуждаюсь в нём. Как показывает печальный опыт упомянутого тобой воина, против этого демона меч совершенно бесполезен.
— И всё-таки, Сэймэй! Ты, конечно, любую нечисть одолеешь, но зачем рисковать? Пойдём лучше вместе. Пока ты колдовать будешь, я постерегу, чтобы он на тебя не кинулся.
По мере того, как Хиромаса говорил, лицо заклинателя всё больше мрачнело. В конце концов он покачал головой.
— Нет, Хиромаса. Тебе там нечего делать.
— Почему?
В глазах Сэймэя блеснул холодный огонёк.
— Потому что это действительно сильный демон, и я не хочу, чтобы ты путался у меня под ногами, пока я буду бороться с ним. У меня не будет времени отвлекаться на твою защиту.
Он проговорил это спокойно, даже бесцветно, но Хиромаса почувствовал себя так, будто ему отвесили оплеуху. Аж в ушах зазвенело.
Он резко встал, чуть не опрокинув столик. Обида жгла грудь изнутри — словно кипятка хлебнул по ошибке.
— Ладно, — хрипло выдавил он. — Хорошо. Как тебе угодно.
Сошёл с энгавы и стал обуваться. Пока натягивал башмаки, всё казалось, что взгляд Сэймэя трогает спину, щекочет, как попавшая за шиворот травинка. Но оборачиваться он не стал — так и ушёл молча, не прощаясь.
***
Поздно вечером Хиромаса сидел на берегу Восточного канала, бросал в воду камешки и злился на весь мир.
"Чтобы не путался под ногами", ну надо же! Будто это не Сэймэй звал Хиромасу то на демона поохотиться, то влюблённого призрака упокоить, то самого Тайзан-Фукуна музыкой потешить. Будто от Хиромасы никакой пользы, а одни только хлопоты.
А всё-таки... всё-таки Сэймэй ему друг. Потому и гложет сердце обида: одно злое слово от друга жалит больнее, чем любая ругань от чужого, безразличного тебе человека. Не будь это Сэймэй — и обиды бы не было.
Хиромаса поднял глаза и отыскал в небе знакомый огонёк. В движении светил он разбирался мало, но эту звезду всегда находил без ошибки: она выделялась среди прочих необычайно ярким светом. Хиромаса знал — почему. Он помнил, как однажды ночью две звезды вдруг начали двигаться навстречу друг другу и соединились в одну, горящую с удвоенной яркостью.
Это была ночь после того дня, когда он впервые пришёл в дом Сэймэя.
Потом он узнал, что ему, как и Сэймэю, судьба назначила хранить этот город от всяческого зла. А соединение двух звёзд знаменовало встречу двух защитников столицы. С тех пор, когда его одолевала грусть, Хиромаса находил в небе двойную звезду и напоминал себе, что у него есть друг и предназначение. Вот и теперь, глядя на сверкающую точку, он почувствовал, что наполнившая душу горечь понемногу рассеивается...
...а пока он смотрел, двойная звезда вдруг померкла, наполовину уменьшив блеск.
Сначала Хиромасе показалось, что её накрыло облако, но небо вокруг было чистым, и другие звёзды сияли, как ни в чём не бывало. Он подождал немного — но потускневший огонёк и не думал не разгораться снова.
Тревога сдавила ему сердце. Определять будущее по небесным знамениям он не умел, но точно знал, что звёзды гаснут не к добру — а Сэймэй...
А Сэймэй ушёл в храм Хокадзи. К демону. Один, без оружия и без помощника.
Подхватываясь на ноги, Хиромаса успел порадоваться, что взял с собой меч, и огорчиться, что не поехал на коне. Впрочем, до старого полуразрушенного храма отсюда было недалеко — вдоль канала, а потом направо...
Додумывал он уже на бегу.
***
— Я же велел тебе не приходить сюда.
— А ты мне что — господин? Или отец? Куда хочу, туда иду, и тебя спрашивать не обязан!
— Ты мне мешаешь.
— А мне мешает, что ты шатаешься по руинам и гоняешь демонов один. Пока ты здесь, я от тебя не отстану.
— Хиромаса!
— Я уже двадцать лет Хиромаса! С тех пор, как мне голову покрыли! И я тебе говорю: не будь я Минамото-но Хиромаса, если позволю какому-то демону загрызть моего друга!
— Дался тебе этот демон! — На лице Сэймэя читалась досада. — Да с чего ты взял, что он меня загрызёт?
— А звезда? — Хиромаса обвиняюще ткнул пальцем в небо. — Наша двойная звезда? Я только что видел, как она наполовину погасла! Значит, твоя охота добром не кончится.
— Ну что ты несёшь? — Сэймэй улыбнулся, но как-то устало, одной половинкой рта. — Я всё же получше тебя разбираюсь в том, что предрекают звёзды. Думаешь, я пошёл бы сюда, если бы мне грозила опасность?
— А почём мне знать? — огрызнулся Хиромаса, сам порядком сбитый с толку. — У меня от твоих плутней уже голова болит, лис бессовестный! Может, ты нарочно меня отослал, чтобы не на мне, а на тебе это пророчество сбылось? Я ж не знаю, которая половина звезды погасла, моя или твоя.
— Я тоже не знаю.
Хиромаса изумлённо взглянул на друга, не уверенный, что ему не послышалось.
— Ты что? — севшим голосом переспросил он. — Ты что, и вправду нарочно это устроил?
Сэймэй прислонился к столбу разрушенных ворот. Он больше не улыбался, и от этого становилось не по себе.
— Я должен извиниться перед тобой, Хиромаса, — негромко проговорил он. — Я обидел тебя сегодня. Мне казалось, что я поступаю правильно, но, похоже, на этот раз судьба меня перехитрила. И, может быть, у меня больше не будет случая попросить у тебя прощения за те слова.
— Потому что... — Хиромаса запнулся. — Кого-то из нас ждёт смерть?
— Лучше бы тебе уйти, — вместо ответа сказал Сэймэй.
Хиромаса молча закусил губу. Потянул меч из ножен — легко ходит, это хорошо. Демоны тоже живые, их можно ранить и убить. Но очень трудно.
Двор заброшенного храма зарос травой выше колена, ограда и ворота покрылись цепкими побегами плюща. Луна освещала старый колодец и молодые стволики бамбука рядом с ним. Слаженным хором гремели цикады, радуясь тёплой ночи.
— Вот оно, — шепнул вдруг Сэймэй.
Сначала Хиромаса ничего не увидел. Потом проследил за взглядом Сэймэя — и различил какую-то тень у входа в храм. Тень двигалась медленным спотыкающимся шагом. Она была ростом с человека, но корявая и кособокая.
Сэймэй приложил к губам сложенный веер, зашептал заклинание. Хиромаса стоял смирно и старался не дышать слишком громко. Он знал — Сэймэй окружил их пологом невидимости, и если не двигаться и не шуметь, то демон их не найдёт.
А не шуметь было трудно, потому что тварь уже выбралась на свет, и вид у неё оказался такой, что впору завопить и броситься наутёк. Голова у неё была человеческая, но сморщенная, с наполовину облезшей кожей и длинными, но редкими чёрными волосами. Вместо глаз — пустые дырки, во рту — зубищи длиной в палец. А ниже начиналось такое, что Хиромаса прикусил рукав, чтобы не орать: тело демона, совершенно голое, было вкривь и вкось слеплено из голов. Словно из черепных костей сложили остов и обтянули его содранной с лиц кожей — с пучками волос, растущими где попало, с глазами на плечах и груди, с разинутыми ртами на ладонях и на животе, с ушами и носами во всех неподходящих местах. И всё это непотребство моргало, принюхивалось, причмокивало и бормотало что-то на множество голосов.
Демон доковылял до колодца и остановился, крутя своей верхней головой во все стороны. Сэймэй бесшумно вынул из рукава вырезанную из бумаги человеческую фигурку и подбросил её вверх. Фигурка отлетела в сторону, и в лунном свете внезапно соткался силуэт бритоголового человека в оранжевой рясе.
Тварь повернулась к нему. "Монах" стоял спокойно, не пытаясь убежать.
— Голова, — проскрипел рот на лице демона. — Где моя голова?
"Монах" молчал.
— Голова, — забормотали рты на уродливом теле чудовища. — Где голова нашего государя? Не отдашь его голову — заберём твою.
Сэймэй шевельнул веером. "Монах" попятился и стал обходить колодец с другой стороны. Демон заскрежетал зубами и вдруг сжался в комок и прыгнул на мнимую добычу — прямо через сруб.
И застрял. Влип в пустое пространство между срубом и навесом, как муха в паутину.
"Монах" испарился, а чудовище завыло и забранилось на все голоса. Веер в руке Сэймэя взмахнул дважды — крест-накрест. С навеса упали свёрнутые верёвки и обвили демона, связывая по рукам и ногам.
— Оставайся здесь! — приказал Сэймэй Хиромасе. Вынул из-за пазухи листок бумаги, изрисованный тушью, и пошёл к беспомощно бьющемуся в тенётах демону.
При виде его тварь перестала колотиться и повисла неподвижно. Сэймэй поднял бумажку, зажав её в пальцах правой руки, и начал новое заклинание. Хиромаса моргнул — то ли луна так светила, то ли от рук и лица оммёдзи и впрямь исходило лёгкое сияние...
А потом всё случилось как-то сразу и вдруг. Демон бешено дёрнулся — и одним движением вывернулся из верёвок, оставив на них прилипшую лоскутами кожу. Ободранный, ещё более жуткий с виду, он скакнул на Сэймэя, не успевшего дочитать заклинание до конца. Оммёдзи увернулся, бумажка с надписью полетела демону в рожу и вспыхнула на лету. Демон заорал, запрыгал на четвереньках, стряхивая пламя с волос — и исхитрился ухватить Сэймэя зубами за штанину, рванул когтистой лапой шёлковую полу каригину.
Больше Хиромаса уже ни о чём не думал. Всего шесть шагов отделяли его от того места; пять из них он пролетел за один вдох — и на шестом, удачно пришедшемся на правую ногу, рванул из ножен меч, не тратя времени на замах.
Демон как раз поднимался с колен, и удар рассёк ему спину наискосок, от подмышки до плеча. Тварь выпустила Сэймэя и кувыркнулась в траву; Хиромаса левой рукой, не глядя, оттолкнул заклинателя в другую сторону и встал между ними.
— Колдуй скорее! — крикнул он, выставив меч остриём перед собой. Демон поднялся из травы и пошёл на них снова. Вот досада — раны его как будто и не ослабили...
Хиромаса успел услышать голос Сэймэя за спиной, выпевающий ещё какое-то заклинание, а потом прислушиваться стало некогда. Проклятая тварь оказалась не только живучей, но и невероятно ловкой. Её страховидное тело изгибалось, как у змеи, словно вместо костей в нём имелись одни суставы — а впрочем, может, так оно и было. Демон наседал, и Хиромаса едва успевал отмахиваться мечом и отступать, пока не упёрся в колодезный сруб.
Демон прыгнул на него — и промахнулся: Хиромаса бросился на землю и откатился. Демон плюхнулся на сруб, а Хиромаса уже вскочил на ноги и нанёс косой удар, пытаясь располовинить противника. И сам промахнулся на этот раз — чудище подпрыгнуло и повисло, уцепившись за столбики навеса, и меч впустую скосил бамбуковую поросль у колодца.
Второго удара он нанести не успел. Оттолкнувшись от навеса, демон упал на него сверху, обхватывая его руками и ногами. Цепкие, невероятно сильные лапы сдавили человеку шею, сморщенная зубастая рожа нависла над ним, примериваясь к горлу клыками. Если бы Хиромаса мог дышать, то задохнулся бы на месте — из разинутой пасти жутко несло падалью.
"Конец, — мелькнуло у него в голове. — Сэймэй оказался прав — это всё-таки была моя звезда..."
Что-то блеснуло над ним, словно луч света, отражённый зеркалом, и хватка на горле вдруг ослабла. Потом сверкнуло ещё раз, ярче и сильнее, волосы на голове демона вспыхнули костром, он заверещал и отцепился.
Хиромаса повалился на землю, и почти сразу же чья-то жёсткая рука схватила его за локоть, поднимая на ноги.
— Сэймэй?.. — прохрипел он, потирая горло.
И осёкся. Перед ним стоял кто-то другой. Человек в чёрном воинском одеянии, точно таком же, как у Хиромасы, с обнажённым мечом в руке и...
Без головы?!
Он успел вспотеть от ужаса, прежде чем понял, что ошибся. Голова у незнакомца имелась, и даже шапка-каммури с подвязанным хвостом обреталась на положенном ей месте. Но вот лицо от шапки до подбородка было закрыто повязкой из чёрного шёлка, намотанной в несколько витков, и на виду оставались только глаза да переносица.
Разглядывать его дальше не было времени. Демон опять сбил с себя пламя и бросился на них. Хиромаса и незнакомец, не сговариваясь, метнулись в разные стороны, тварь на миг замешкалась — и перед ней, как из-под земли, вырос Сэймэй.
На этот раз луна точно была ни при чём — руки оммёдзи светились так, что больно было смотреть. Уже без всяких заклинаний и ловушек он шагнул к демону и схватил его за голову, сдавив ладонями с двух сторон. Тот завизжал на одной пронзительно высокой ноте, вцепился в руки противника, силясь оторвать их от себя. Там, где ладони Сэймэя касались его, сморщенная плоть трескалась и распадалась прахом.
Хиромаса бросился к демону — добить скорее, пока не вырвался. Но не успел.
Чудище рванулось с неимоверной силой — и отшвырнуло Сэймэя, как пучок соломы. Заклинатель отлетел к колодцу, ударился о сруб и остался лежать. Хиромаса, подскочив, рубанул демона по боку — меч со скрипом проехался по костям и застрял где-то внутри.
Демон обернулся к воину. Его голова, страшно обожжённая с двух сторон, выглядела так, словно вот-вот развалится, но он не обращал на это внимания, равно как и на торчащий в его теле меч.
— Минамото, — проскрипел он всеми ртами. — Проклятые Минамото. Ненавижу.
Хиромаса дёрнул рукоять — меч не поддавался. Паника захлестнула его ледяной волной.
Позади демона бесшумно поднялась чёрная тень. Свистнул рассечённый воздух, тварь в очередной раз взвыла, стремительно оборачиваясь к новому противнику. Голова повернулась, а тело — нет: Хиромаса ухватился за рукоять меча, держа гада, как наколотую на острогу рыбину.
Человеку в чёрном только это и было нужно. Удар, удар, ещё удар — он рубил демона без передышки. Демон отмахивался лапами, прикрывая голову; будь у него лишнее мгновение, он вырвался бы непременно — но незнакомец не давал ему этого мгновения, атакуя слева и справа. Клинок врубался в плоть, скрипел по нечеловечески прочным костям. Это был бой не на мастерство — на выносливость. Кто-то должен был устать первым: или демон, от которого при каждом ударе летели ошмётки кожи и мяса, или незнакомец, стремительно орудующий клинком, или Хиромаса, из последних сил удерживающий мечущуюся тварь на месте...
И так оно и вышло. На очередном ударе демон промедлил заслониться иссечённой до кости рукой, и меч незнакомца врезался ему в голову — сбоку, в прожжённую Сэймэем рану.
Черепная коробка треснула, как перезревшая тыква, извергнув облако зловонной пыли. Хиромаса, закашлявшись, выпустил меч, и демон обвалился к его ногам, распадаясь на куски.
Человек в чёрном осмотрел свой меч, иззубренный по всей длине, пожал плечами, бросил его в траву. Хиромаса, отдуваясь, вытер потное перепачканное лицо. Помотал гудящей головой, приводя мысли в порядок...
И вдруг побледнел. И со всех ног рванулся к колодцу.
Сэймэй сидел там — почти лежал, прислонившись лопатками к срубу. Лицо его болезненно кривилось, губы были прикушены. Сначала Хиромаса подумал, что он ударился спиной. Потом увидел тёмные пятна у него на груди — и то, вокруг чего они растекались.
Оммёдзи не ударился о сруб — он упал подле него. На растущий рядом бамбук, из которого получаются хорошие стрелы. На торчащие острые прутья, наискось срезанные мечом.
Хиромаса закричал бы — но ужас отнял у него голос. Он бросился к Сэймэю, упал на колени, схватил его за руку. В голове билось только одно слово: почему? Почему — так?
Холодные пальцы шевельнулись, сжали его запястье. Глаза Сэймэя были открыты, но взгляд двигался медленно, сонно. Вот задержался на лице Хиромасы, потом пополз дальше — к подошедшему следом незнакомцу. Что-то нащупал, остановился. Замер, уткнувшись в маску, из-под которой виднелись только глаза.
— Ты... — прошелестел голос, в котором едва угадывалось удивление. — Вот, значит... как...
Незнакомец молча наклонил голову.
— Всё... так плохо?..
Ответом был ещё один кивок. С губ Сэймэя сорвался сиплый выдох — такой тихий, что Хиромаса не сразу распознал в нём смех.
— Славная... шутка... — шепнул он, содрогаясь от беззвучного хохота. — Я и не думал...
Он вдруг выпустил руку Хиромасы и напрягся, почти выгнулся, хватая воздух быстрыми мелкими вдохами. А потом как-то обмяк и уронил голову на край колодца.
Прошла, наверное, целая минута, прежде чем Хиромаса понял, что он не дышит.
***
Это было так неправильно, что Хиромаса сразу догадался: он спит. Только во сне и может случиться такая нелепость — мёртвый Сэймэй. А когда снится такой гадкий сон, то лучшее, что можно сделать — это проснуться. И на миг показалось, что это легче лёгкого: напрячься и сморгнуть этот сон с ресниц, как раскрашенную шелуху.
Он моргнул. Мир не растаял, но и настоящим не стал. Остался таким же плоским, зыбким, словно отделённым полупрозрачной стенкой из самой тонкой рисовой бумаги. Всё было далёким и смазанным — белая тень на траве у колодца, чёрная тень, склонённая над ней...
Потом незнакомец встал, и Сэймэй оказался у него на руках. Голова заклинателя была закрыта полой каригину — безликий свёрток белого шёлка. И человек в чёрном понёс его к воротам, осторожно ступая по тропинке.
У ворот он остановился и глянул через плечо на Хиромасу. Глаза блеснули из-под намотанной ткани, но он ничего не сказал — молча стоял, ожидая чего-то.
Хиромаса заставил себя встать и пошёл следом. С каждым шагом плёнка, отгородившая его от мира, вздрагивала, но не рвалась. Где-то под ней, в глубине, ворочалось вялое удивление. Что это за человек? Откуда Сэймэй его знал? О чём они говорили напоследок? Но и это почему-то не вызывало интереса.
Они подошли к берегу канала. Под старой ивой была привязана лодка. Человек в чёрном мотнул головой, не опуская своей ноши. Хиромаса кое-как сообразил, вытащил лодку на песок, и незнакомец положил в неё Сэймэя. Столкнул лодку в воду, забрался в неё сам и подождал, пока Хиромаса последует за ним. Потом налёг на весло.
Хиромаса поджал ноги, чтобы поместиться, уложил голову Сэймэя себе на колени. Ощущение бумажной стенки между ним и миром не исчезло. Чтобы отвлечься от него и от того, что лежало на дне лодки, он стал смотреть по сторонам — как плывут в темноте кровли домов, как качаются ветви плакучих ив, как горит и играет под веслом лунное серебро.
Незнакомец вёл лодку легко и уверено. И за всё время пути от Девятого квартала до моста Итидзё-модори не проронил ни слова. Хиромаса смотрел на его спину, обтянутую чёрной курткой, на мерно двигающиеся плечи — и не мог понять, кого напоминает ему эта склонённая над рукояткой весла фигура. Хотя, может быть, ему это только померещилось.
...Лодка подошла к берегу возле моста. Незнакомец выскочил первым и, стоя на мелководье, придержал её за борт; Хиромаса выбрался из лодки и наклонился, чтобы поднять Сэймэя.
Оммёдзи показался ему неожиданно тяжёлым. Или это у него самого ослабели руки? Хиромаса стиснул зубы, перехватил тело поудобнее и начал взбираться вверх по склону — берег здесь был высокий. Оступился в темноте на скользкой траве, но устоял. Сделал ещё два шага вверх — и, уже выбравшись на ровное место, зацепился за какой-то ползучий корень, споткнулся ещё раз и всё-таки упал.
Удачно упал — вперёд на колени, а не назад с откоса. И ношу свою не уронил на землю — удержал, прижимая к себе. Голова Сэймэя откинулась ему на руку, край одежды сполз. Лицо под ней было таким же белым, как ткань, и в неподвижно раскрытых глазах отражались звёзды.
Хиромаса посмотрел на небо. Та звезда никуда не делась. Она была на месте — больше того, она сияла так же ярко, как вчера ночью. Как в ту ночь, когда он впервые увидел её: два огня, слившиеся вместе...
Бумажная стенка треснула и рассыпалась. Мир встал на место — всеми красками, звуками и ощущениями. Нежным светом луны и звёзд, плеском воды под опорами моста и тяжестью мёртвого тела на руках.
Хиромаса встряхнул его. Сэймэй не пошевелился.
И это был не сон.
***
— Пей.
На пол перед ним опустился столик с бутылкой и чашкой. Хиромаса покачал головой.
— Пей, — повторил человек в чёрном. — Надо.
Он говорил быстрым шёпотом и только короткими фразами. Губы под маской почти не двигались.
Хиромаса не понимал, чего от него хочет этот странный тип. Зачем он привёз их обратно к дому Сэймэя, зачем помог внести тело в дом и уложить, как положено, с покрытым лицом; зачем теперь требует, чтобы Хиромаса непременно выпил...
Зачем вообще всё это, если Сэймэя больше нет?
Человек в чёрном наполнил чашку и придвинул к Хиромасе. Откуда он достал сакэ? Порылся в кладовой? Что он вообще делает тут? Почему прячет лицо и голос?
— Кто ты? — хрипло спросил Хиромаса. Это были его первые слова с тех пор, как стряслась беда.
— Потом, — прошелестел человек.
Его шёпот и уклончивый блеск глаз вдруг разозлили Хиромасу. Всё было слишком плохо и без этих дурацких игр.
— Сними маску, — потребовал он. — Я хочу видеть, кому обязан жизнью. Покажи лицо, эй, ты!
Человек хотел отстраниться, но Хиромаса оказался быстрее. Ухватив свесившийся на плечо конец шёлковой повязки, он рванул его, сдирая чёрную ткань с лица незнакомца.
И обмер, потеряв дар речи.
— Тебе всё-таки стоит выпить, — сказал Сэймэй, снимая повязку полностью. Теперь, когда отпала необходимость притворяться, его голос звучал обычно и до оторопи спокойно. — Поскольку то, что я сейчас расскажу, лучше слушать не на трезвую голову.
Хиромаса смотрел на него, молча разевая рот. А потом — как обухом ударило: ну, конечно! Там, у храма, был не Сэймэй, а его волшебный двойник! Сикигами, куколка, подменыш... о, боги, да сколько раз он сам попадался на этот простой трюк!
Чуть не поскользнувшись на полу, он метнулся к неподвижному телу, дрожащими руками поднял платок с лица — и сердце оборвалось снова: это тоже был Сэймэй. Не кукла из бумаги или соломы — всё тот же Сэймэй. Бледный, с закрытыми глазами и синей тенью у губ. Холодный. Непоправимо мёртвый.
И он же сидел возле столика — живой, но в чужой одежде, с незнакомой горькой усмешкой в уголках рта.
Хиромаса жестоко ущипнул себя за руку. Не помогло. Мёртвый Сэймэй лежал на чисто выметенных досках. Живой Сэймэй сидел у столика. Огонёк свечи вздрагивал на сквозняке, в саду орали цикады. И всё.
— Кто? — простонал он, чувствуя, что вот-вот сойдёт с ума. — Кто из вас настоящий?
— Оба, — тихо ответил живой. — Успокойся, Хиромаса. И выпей уже наконец, а то на тебя смотреть страшно.
***
...Я действительно Абэ-но Сэймэй. И он — тоже.
В сущности, он — это я. Вернее, нет, не так. Он — тот, кем я когда-то был. Я — тот, кем он не успел стать.
Это случилось в ночь, когда померкла двойная звезда. Для него это было сегодня. Для меня — много дней назад.
Я пошёл к храму Хокадзи, чтобы изгнать демона. Я собирался идти один, потому что знал, что предрекает угасание звезды. К сожалению, ты тоже догадался и пришёл в храм вопреки моим наказам. Мои попытки обвести судьбу вокруг пальца оказались тщетными; один из защитников столицы должен был умереть.
Им оказался ты.
Я твердил, чтобы ты не ввязывался в схватку, но... мне следовало лучше знать тебя. Конечно, ты не смог стоять в стороне, когда увидел, что мне грозит опасность. Ты бросился на помощь — и погиб у меня на глазах.
Пей, Хиромаса. Ты всё поймёшь потом, а сейчас просто выслушай.
Да, ты погиб, а демон скрылся, и я не погнался за ним. Это была моя вторая ошибка. Если бы я нашёл его логово, то мог бы догадаться, что это за существо и кто послал его за нами, — но я поддался отчаянию и упустил драгоценное время.
Ещё несколько дней после этого было тихо. Потом начался ад.
Помнишь Шествие Ста Демонов? Представь то же самое, но по всему городу. Трое суток кровавой охоты — на улицах и в домах. Люди бежали в храмы, но молитвы не помогали против этой нечисти. Не спасали даже дворцовые стены. Император погиб в первую же ночь — за ним пришёл тот самый демон, что убил тебя.
Уже много позже я понял, что это был спектакль — жестокий, с настоящими смертями, но всё же наигранный. Если бы они взялись за нас как следует, за три дня в столице не осталось бы ни души. Но тому, кто послал их, не нужен был пустой город. Он хотел получить нас живыми — и покорными.
Тайра-но Масамори — вот как его звали. Внебрачный сын Тайра-но Масакадо, единственный выживший из отпрысков "нового государя". Его отец поднял мятеж и захватил власть над восточными провинциями, а сын решил шагнуть дальше и взять в кулак всю страну.
Утром четвёртого дня он вступил в столицу, занял дворец и провозгласил себя императором. С ним было всего две сотни воинов, но этого хватило. Люди были напуганы, никто не помышлял о сопротивлении — зато все хорошо представляли себе, что будет, если он снова натравит на них демонов. Страх служил ему лучше, чем многотысячное войско.
Некоторое время после его воцарения я прятался. Масамори ещё не решил, живым я ему нужен или мёртвым — ну, а меня не устраивало ни то, ни другое. Я менял дома, путал следы и между делом пытался разгадать, как он подчинил себе армию демонов. Если бы удалось лишить его этой власти, он не удержался бы на троне. Но пока я силился проникнуть в его тайну, он вовсю хозяйничал в столице. Набирал разбойников и головорезов в свою личную охрану, наполнял казну награбленным золотом, казнил тех, кто осмелился роптать... Под его рукой город жил в страхе, дышал страхом — и выгнивал изнутри, как червивый плод.
Пей, Хиромаса... Знаешь, иногда я думал, что это даже к лучшему — что ты не увидел, во что превращается столица и люди, живущие в ней. Не увидел, как меркнут кошмары трёх первых дней по сравнению с теми демонами, что вышли со дна их сердец, отравленных страхом. Я думал, что знаю всё о тёмной стороне человеческой души, но мне представилось много случаев узнать больше. Да, за оружие я взялся тогда же — в ту пору приходилось чаще защищаться от людей, чем от нечисти. А ещё... можно сказать, что я пытался немного стать тобой.
Но вот однажды я понял, что мои поиски уже утратили смысл. Даже если я разгадаю тайну Масамори и найду его слабое место — в этом городе уже нечего и некого спасать. И я ушёл из столицы и отправился на поиски того, что мой учитель считал пустыми бреднями одного старого даоса.
В храмах и монастырях, в старых свитках и в книгах из чужих стран я искал заклятие, способное обратить время вспять. Я должен был вернуться сюда, в ночь схватки с демоном — и предотвратить беду. Спасти твою жизнь и восстановить защиту столицы.
Я вернулся.
***
Сэймэй умолк и налил себе ещё. Хиромаса, ничего не говоря, подставил и свою чашку. Заклинатель вылил в неё остаток сакэ и отодвинул пустую бутылку.
Цикады стрекотали, как сумасшедшие. Тень Сэймэя лежала поперёк энгавы — огромная и чёрная, с неровными краями.
— Почему ты прятал лицо? — спросил Хиромаса. Он собирался спросить о другом, но сбился с мысли. В сидящем здесь человеке было что-то чужое, даже пугающее — и Хиромаса никак не мог увидеть в нём прежнего Сэймэя.
— Сначала хотел избежать объяснений, а потом... Подумал, что Масамори сейчас готовится к нападению — а значит, где-то в городе, даже во дворце могут быть его соглядатаи. Если они будут считать меня мёртвым, то расслабятся и перестанут тщательно заметать следы. Это нам на руку.
— То, о чём ты рассказал... Это действительно было?
— Этого не было, — резко сказал Сэймэй. — И не будет, если мы не повторим своих ошибок.
— Но если он и на этот раз призовёт демонов — сможем ли мы защитить город?
— На этот раз всё будет иначе. Во-первых, он уже потерял своего сильнейшего бойца. Если это его и не остановит, то заставит призадуматься. Во-вторых, я всё-таки не зря потратил эти годы. Главную тайну Масамори я так и не разгадал, но знаю о нём куда больше, чем в дни нашествия. В-третьих... — Сэймэй чуть запрокинул голову, словно мог разглядеть небо сквозь навес и густую листву. — Ни мне, ни тебе не удалось бы отстоять город в одиночку. Но пока эта звезда горит, столицу оберегают силы, куда более могущественные, чем один воин и один заклинатель. Вот почему Масамори прежде всего стремился уничтожить кого-то из нас.
Хиромаса вздохнул с облегчением. Но что-то дёрнуло его изнутри — какое-то мимоходом сказанное слово. Он взглянул на Сэймэя и будто заново увидел его — твёрдо сжатые, неулыбчивые губы, жёсткий прищур, незаметную паутинку морщин в уголках глаз...
— Эти годы? — переспросил он. — Сколько же времени прошло?
Сэймэй посмотрел на него в ответ. Та же странная горькая усмешка лежала на его лице, врезавшись в каждую черту, — словно осевшая на коже пыль от дальней, нелёгкой дороги.
— Больше, чем мне хотелось бы прожить в том мире, каким он стал после твоей смерти, — проговорил он ровным голосом.
Эти годы. Где-то в глубине сердца Хиромаса ощутил тупую боль. Годы потерь, одиночества и изгнания. Годы, которые он отменил для всех, кроме себя.
— Сэймэй, — шёпотом сказал Хиромаса. И больше ничего не смог сказать — слёзы заперли горло.
Человек, сидящий напротив, улыбнулся — и маска, сотканная усталостью и временем, стала понемногу разглаживаться. Тонкие брови взметнулись в притворном изумлении, весело сверкнули тёмные глаза.
— Ну, надо же, — протянул он с таким знакомым ехидством в голосе. — После двухчасовой попойки ты наконец-то вспомнил моё имя!