Название: Поросячий переполох
Размер: миди
Персонажи: Окита Содзи, Хидзиката Тосидзо, Итимура Тэцуноскэ, Сакамото Рёма и другие
Категория: джен
Жанр: юмор, флафф, ангст
Рейтинг: PG-13
От автора: На заявку "про Окиту и спёртую тетрадь со стихами Хиджикаты". Захотелось сделать в духе первоисточника, когда всё начинается как комедия, а потом вдруг всплывает намёк на что-то отнюдь не смешное. Вроде даже получилось.
Окита Содзи, командир Первого подразделения Синсэнгуми, проснулся в замечательном расположении духа. Причин тому было несколько. Во-первых, накануне он честно отработал ночное патрулирование и после этого спал почти до полудня, но зато теперь мог целые сутки наслаждаться заслуженным отдыхом. Во-вторых, в тайной заначке в шкафу остался ещё целый пакет пирожных, а значит, можно было спокойно пропустить не только завтрак, но и обед, не давясь неумелой стряпнёй Нагакуры. А в-третьих...
Окита сладко потянулся, запустил руку под изголовье и вытащил свой вчерашний трофей. Заветная тетрадь со стихами, добытая и сохранённая с риском для жизни, дожидалась своего часа. Он пока не решил, что бы такого сделать с ней сегодня, но собирался развлечься от души. Например... можно разобрать тетрадь на листы и повесить на доске объявлений рядом с портретами разыскиваемых преступников. Или ещё лучше: выбрать самое романтичное хайку и подбросить его Кондо под видом любовного письма от какой-нибудь знаменитой тайю из Симабары... Содзи представил себе, какое лицо будет у Хидзикаты, когда командир прибежит к нему похвастаться успехами в личной жизни, — и, не сдержавшись, прыснул в рукав.
Мечтательно улыбаясь, он свернул постель и оделся, по привычке оставив волосы неприбранными. Прошлёпал босиком по коридору, отодвинул сёдзи и счастливо зажмурился от яркого солнечного света, брызнувшего прямо в глаза. Настроение у Окиты было самое радужное, спрятанная за пазухой тетрадка щекотала живот и грела душу, и в целом день обещал быть чудесным.
Лишь одна мысль, как лёгкое облачко на горизонте, омрачала его радость. По всем расчётам, Хидзиката должен был ещё вчера обнаружить подлог и примчаться сюда, требуя вернуть драгоценную тетрадь и грозя озорнику самыми страшными карами. Однако фукутё вёл себя подозрительно спокойно. На рассвете, вернувшись с патрулирования, Окита чуть не столкнулся с ним у колодца — но Хидзиката сделал каменное лицо и прошёл мимо, не сказав ни слова.
Надо будет заглянуть к нему, решил Содзи. Вдруг он всерьёз обиделся, по-настоящему? Тогда, как ни жалко, придётся вернуть тетрадь и извиниться. Но ведь не может же Хидзиката-сан обижаться на такие пустяки?
Успокаивая себя таким образом, он нацепил гэта и вприпрыжку направился к свинарнику — проверить, как поживает Сайдзо после вчерашней суматохи.
Там его и поджидал первый неприятный сюрприз за этот день. Возле отдельного загончика, куда Окита запирал питомца на ночь, переминались Харада и Нагакура, и вид у обоих был одинаково удручённый.
— О, это ты, Содзи? — Нагакура первым заметил приближающегося товарища, но вместо улыбки состроил какую-то натянутую гримасу.
— Доброе утро, — Окита весело помахал в ответ и шагнул было к загончику, но Харада неожиданно встал перед ним, заслоняя обзор своей широкой спиной.
— Кхм... Содзи... Ты только не волнуйся, ладно? — виновато пробасил он.
— Вы это о чём, Харада-сан? — Окита подозрительно прищурился и попытался обойти здоровенного копейщика, но тут уже Нагакура заступил ему путь.
— Так уж оно вышло, — Синпати развёл руками, то ли извиняясь, то ли пытаясь загородить собой как можно большую часть свинарника. — Ты, главное, не переживай...
— В жизни всякое бывает, — глубокомысленно поддакнул Харада.
— Что уж тут поделать...
— Так, — Окита скрестил руки на груди и строго воззрился на Синпати, а потом — изрядно задрав голову — на Саноскэ. — Что здесь происходит? И где...
Тут Содзи осёкся, потому что друзья понуро отодвинулись в стороны, и стало видно то, что они всё это время пытались скрыть, — пустой загончик с сиротливо разбросанными у корытца морковными хвостиками.
— Сайдзо? — упавшим голосом договорил Окита.
— Мы тут ни при чём, — быстро сказал Нагакура.
— Его Хидзиката-сан забрал, — буркнул Харада, отводя глаза. — Что мы могли сделать?
— Да он бы нас и слушать не стал.
— После вчерашнего-то...
Окита тяжело вздохнул. Дальше можно было не спрашивать: он и так понял, зачем Хидзиката взял поросёнка. И кто бы мог подумать, что господин фукутё окажется таким злопамятным?
— Бедный Кондо-сан, — пробормотал Содзи себе под нос. — Не дождаться ему письма из Симабары.
Прекрасное настроение развеялось, как дым. Испустив ещё один вздох, Окита поправил шуршащую за пазухой тетрадь и пошёл к флигелю, где находились покои Хидзикаты: освобождать заложника.
***
— Хидзиката-сан? — Окита деликатно поскрёбся у закрытых сёдзи, отделяющих переднюю комнату от энгавы. — Можно войти?
Неразборчивое ворчание изнутри можно было истолковать и как "входи" и как "проваливай". Не смутившись, Окита отодвинул бумажную створку и заглянул в комнату.
Хидзиката восседал у столика, сжимая в зубах неизменную трубку. Столик был завален пакетиками с сушёными травами и порошками, а сверху лежала пухлая книга, раскрытая на середине. Сосредоточенно попыхивая трубкой, фукутё выписывал что-то из книги на отдельный листочек. На гостя он даже не взглянул.
Содзи окинул комнату быстрым взором, но похищенного поросёнка нигде не увидел.
— Хидзиката-са-а-ан, — заискивающе позвал он. — А куда вы дели Сайдзо?
Не отрываясь от книги, заместитель командира протянул руку. Его властный жест не нуждался в пояснениях. Покаянно склонив голову, Окита вытащил из-за отворота юкаты злополучную тетрадь и вручил её законному владельцу.
Хидзиката бегло пролистал тетрадь, убеждаясь, что на сей раз здесь нет никакого подвоха, и сунул её себе под локоть. По-драконьи выдохнул дым из ноздрей и продолжил водить кисточкой по бумаге, так и не сказав ни слова.
Окита тихонько кашлянул.
— Хидзиката-сан... Вы теперь отдадите мне Сайдзо?
— Нет.
Созди растерянно захлопал ресницами.
— Но... как же так? Я ведь вернул вам тетрадь!
— Да, — Кисть погрузилась в тушечницу и снова заскользила по листу, выписывая очередную строчку иероглифов.
— Значит и вы должны вернуть Сайдзо!
— Нет.
— Но... Хидзиката-сан, это нечестно!
Фукутё наконец поднял голову и устремил на Окиту пугающе равнодушный взгляд.
— С чего ты взял, — ледяным голосом проговорил он, — что это имеет какое-то отношение к твоей вчерашней выходке? Поросёнок изъят для нужд ополчения.
— Для каких нужд? — взвился Окита. — Зачем он вам понадобился?
Хидзиката указал на пакетики с лекарственными порошками и аккуратно, чтобы не размазать тушь, приподнял за уголок исписанный лист.
— Старинный рецепт моей семьи, — кратко пояснил он. — Мазь для заживления ран. На свином жиру.
Окита сдавленно ахнул и сел на пол.
— Вы шутите... — пробормотал он. — Вы же шутите, да?
Фукутё выразительно двинул бровью и отвернулся.
— Хидзиката-сан! — взмолился Окита, чувствуя уже взаправдашний холодок под ложечкой. — Не надо Сайдзо! У нас много свиней, возьмите какую-нибудь другую!
— Нет.
— Почему?!
— Нужен самый мягкий и топкий жир. Другие свиньи слишком жёсткие.
— А вы их щупали, что ли? — в запале выкрикнул Окита.
— Разумеется, — Голос Хидзикаты ни на йоту не изменился; по сравнению с ним и сугроб показался бы тёплым. — Любой уважающий себя лекарь должен проверять качество ингредиентов. Твой поросёнок подходит. Остальные — нет. Вопрос закрыт, возражения не принимаются. Можешь быть свободен.
У Содзи перехватило дыхание, губы задрожали. Метнув на Хидзикату испепеляющий взгляд, он вскочил и выбежал из комнаты, забыв захлопнуть сёдзи.
***
— Ну, пожалуйста, Кондо-сан!
— Извини, Содзи, — Кондо Исами сочувственно, но непреклонно покачал головой. — Жаль твою зверушку, конечно, но надо — значит, надо.
— Это он нарочно придумал! — Окита чуть не плакал. — Кондо-сан, неужели вы позволите? Ради какой-то дурацкой мази...
— Окита-кун, — взгляд командира посуровел. — Со дня на день мы вступим в бой с мятежными ронинами. У нас может быть много раненых. Хидзиката правильно сделал, что обдумал этот вопрос заранее, а тебе стыдно так пренебрегать здоровьем товарищей.
Содзи в отчаянии уставился на свои руки, сложенные на коленях. Когда речь заходила о здоровье подчинённых, добродушный командир Синсэнгуми становился упрямее десятка быков, вместе взятых. Переубедить его было невозможно.
— Да не переживай ты так, — с наигранной бодростью добавил Кондо. — Подумаешь, поросёнок... Заведёшь себе нового, и все дела.
Пошарив в рукаве, он протянул Оките несколько серебряных монет.
— Вот, держи. Купи себе другого поросёнка и не обижайся на нас, ладно?
Окита мрачно уставился на него. Заменить Сайдзо? Ему-то легко говорить! Заменить Сайдзо...
И в этот миг его осенило. Заменить Сайдзо! Ну, конечно!
— Спасибо, Кондо-сан! — Просияв, Окита сгрёб деньги в рукав. — Спасибо, я так и сделаю!
И вихрем вылетел из штаба.
***
— А если он сейчас вернётся? — дрожащим шёпотом спросил Тэцуноскэ. Он очень старался не бояться, но руки и ноги у него тряслись, как сладкое желе мидзу-ёкан.
— Не вернётся, — успокоил его Окита, отодвигая дверь в комнату фукутё. — Он к командиру с докладом пошёл, это надолго. Скорее, Тэцу-кун! Надо найти, куда он спрятал Сайдзо!
Твёрдой рукой он раздвинул дверцы шкафа. Тэцу, замирая от каждого шороха, полез искать под столом.
— Сайдзо, Сайдзо! — ласково кликал Окита. — Где ты, глупенький?
Из-за груды книг раздалось ответное хрюканье. С радостным возгласом Окита метнулся туда, в два счёта разгрёб книжный завал и вытащил хитро замаскированную клетку с поросёнком.
— Тэцу-кун, — Подозвав младшего товарища, Содзи вручил ему клетку. — Унеси его куда-нибудь подальше и спрячь так, чтобы никто не нашёл. Ладно?
Тэцуноскэ погрустнел. Вчера Окита-сан дал ему очень похожее задание — унести и спрятать сборник стихов Хидзикаты. Обернулось это хаосом и неразберихой на весь день, Тэцу натерпелся страха до икоты и набегался до колотья в боку... Нет, в конечном итоге это оказалось весело, но сегодня его терзали дурные предчувствия.
— Всё будет хорошо, — успокаивающим тоном проговорил Окита. — Это нужно лишь на время, пока я не принесу второго поросёнка. Куплю подходящего и отдам Хидзикате-сану. А ты просто сделай так, чтобы Сайдзо не попадался ему на глаза до моего возвращения.
Тэцу со вздохом прижал к себе клетку и вслед за Окитой на цыпочках покинул место преступления. На дворе не было ни души. Содзи широко улыбнулся, подмигнул мальчику и вприпрыжку побежал к воротам, бренча монетками в рукаве.
— Хрю! — возмутился Сайдзо. Тэцу шикнул на глупого порося и встряхнул клетку для острастки. Спрячу его у Тацу в комнате, решил он. А если Хидзиката-сан спросит... да нет, откуда ему знать, что это сделал я?
— Хрю! — не унимался Сайдзо. Ругнувшись, мальчик просунул пальцы сквозь прутья клетки, стиснул поросёнку пасть и потрусил в направлении казарм, с опаской оглядываясь на штаб. Неблагодарный свин злобно сопел и пыхтел, норовя высвободить зажатую морду. Тэцу шёпотом бранил его, свободной рукой пытаясь удержать тяжёлую ёрзающую клетку...
— Итимура!
Если бы небеса разверзлись и метнули молнию к его ногам, Тэцу и то не испытал бы такого потрясения, как при звуке этого голоса. Непроизвольно втянув голову в плечи, он обернулся. В тридцати шагах от него на крыльце штабного дома стоял Хидзиката, устремив тяжёлый вопрошающий взгляд на слугу и на клетку в его руках.
— Итимура-кун, что это значит?
— А... — только и смог выдавить Тэцу. Колени у него подгибались, по спине катился холодный пот. Он так и стоял бы, не в силах двинуться с места, но в этот момент Сайдзо, наконец, выиграл борьбу за свободу рыла и в знак победы крепко цапнул своего тюремщика за палец.
Тэцу подскочил, как ужаленный, заорал от боли и запоздалого ужаса, отчаянно вцепился в клетку и рванул — нет, не в сторону казарм, какое уж там! — а наружу, за ворота, подальше от страшного фукутё.
Проводив его взглядом, Хидзиката усмехнулся, присел на край энгавы и начал неторопливо выбивать пепел из трубки. Гоняться за своим незадачливым слугой он и не подумал. Самое интересное было ещё впереди.
***
— Вот, — Тэцу погрозил поросёнку укушенным пальцем и задвинул клетку под трухлявые доски энгавы. — Веди себя хорошо и не вздумай шуметь.
Заброшенный дом на берегу Камогавы, наверное, когда-то был богатым, но в нём давно уже никто не жил. Бумага на стенах размокла от дождей, деревянные рейки покоробились, черепичная крыша прохудилась. Тэцу как раз брёл вдоль реки, размышляя, где бы пристроить Сайдзо до возвращения Окиты, когда ему на глаза попался этот дом. Лучшего укрытия нельзя было и вообразить.
Сайдзо протестующе хрюкнул из темноты, но Тэцу не обратил внимания на эти жалобы. Его голову переполняли мрачные думы, и чем больше он размышлял, тем меньше ему хотелось возвращаться в казармы, пред грозные очи Хидзикаты. Что сделает с ним демон-фукутё? Запрёт под замок? Оставит без еды? Прикажет тысячу раз переписать Устав?
Но деваться-то было некуда. Потому что воин Синсэнгуми не может покинуть отряд, а Тэцу в душе считал себя воином Синсэнгуми, что бы там ни говорили остальные. Бежать и прятаться от наказания — поступок труса, а Итимура Тэцуноскэ не трус, вот так!
Он гордо вскинул и зашагал назад по дороге, ведущей в Мибу.
...Отваги его хватило ровно на обратный путь. Когда издалека показались знакомые стены, в животе у Тэцу опять стало холодно и неуютно; проходя в ворота, он мечтал уже только об одном — прошмыгнуть незамеченным в комнату к брату, спрятаться там и не вылезать до самого ужина. Или пока Окита-сан не вернётся, чтобы утихомирить демона искупительной жертвой в виде нового поросёнка.
Его мечтам не суждено было сбыться. Вход в здание штаба располагался как раз напротив ворот, и скрыться от глаз того, кто сидел на крыльце, не было никакой возможности.
— Убегать посреди разговора нехорошо, Итимура-кун, — Хидзиката, как ни в чём не бывало, затянулся трубкой, разглядывая замершего Тэцу. — Ты не хочешь извиниться за своё поведение?
— Хидзиката-сан... — пробормотал мальчик. — Я... прошу прощения...
Демон неторопливо выдохнул — дым завился тонкими колечками вокруг его лица.
— Итимура-кун, ты помнишь наш Устав? — Голос его звучал мягко, даже ласково.
— Д-да...
— Что гласит первый пункт?
Тэцу сглотнул сухость в горле.
— Недопустимо... отступать от Пути Самурая...
— Верно, — благосклонно кивнул Хидзиката. — А как ты думаешь, Путь Самурая разрешает воровство?
От этих слов, а главное, от вкрадчиво-доброжелательного тона у Тэцу задрожали поджилки.
— Н-нет... — выдавил он.
— Сегодня произошло нечто крайне неприятное, Итимура-кун, — Хидзиката снова поднёс трубку к губам. — Я бы даже сказал, непозволительное. Один из членов Синсэнгуми совершил кражу.
— А...
— Я имею в виду свинью. Ведь свиньи куплены на деньги отряда, а значит, принадлежат отряду. Ты знал об этом, Итимура-кун?
— Э...
— Свинья есть достояние Синсэнгуми, — зловеще отчеканил Хидзиката. — Кто похитил свинью, тот посягнул на имущество Синсэнгуми. Присваивать общее имущество отряда для личных целей — недостойно самурая. Тебе известно, как мы караем за отступление от Пути Самурая?
Тэцу уже не мог издать ни звука — только молча разевал рот.
— Но, конечно, тебя это не касается, — Хидзиката взмахнул трубкой. — Ты ведь не член Синсэнгуми и не подсуден нашим законам. К тому же слуга не может нести ответственность за исполнение чужого приказа. Виновен тот, кто приказал ему совершить кражу. Тот, на кого распространяется действие Устава.
— Но ведь...
Хидзиката мрачно кивнул.
— Да, это позор. Командир Первого подразделения крадёт свинью... Какое пятно на чести отряда!
Его пронзительный взгляд устремился на дрожащего Тэцу.
— Я не хочу лишиться хорошего бойца и офицера. Но если сегодня до заката всё подотчётное имущество не будет возвращено в расположение отряда, у меня не останется другого выхода. Ты понял, Итимура?
— Т-так точно! — выдохнул Тэцу, стуча зубами.
— До заката, — повторил фукутё, выбивая трубку. — И ни минутой дольше.
Тэцу закивал и бросился обратно за ворота.
Он хорошо знал суровый закон Синсэнгуми. Кара для преступивших Устав была одна: сэппуку. У Тэцу слёзы навернулись на глаза при мысли о том, что весёлого и доброго Окиту приговорят к такому страшному наказанию. Заставят своей рукой вспороть себе живот — а потом этот хмурый Сайто с ледяными глазами или сам бессердечный Хидзиката отрубят ему голову...
Всхлипывая и подвывая от ужаса, Тэцу бежал к реке. Ему было очень жалко Сайдзо, но Окиту было намного жальче. Если его и впрямь могут казнить из-за такой глупости... да пусть фукутё хоть сожрёт этого несчастного поросёнка! Пусть сожрёт и подавится уже наконец!
***
— Сайдзо! — сладким голосом пропел он, заглядывая под энгаву.
Ему ответило мрачное молчание. Вздохнув, Тэцу нырнул глубже под настил, нащупал клетку и вытащил её на свет.
Клетка была пуста.
Не веря своим глазам, он покрутил её со всех сторон, потряс и даже перевернул. Увы, это не помогло. Деревянные прутья клетки оказались вполне по зубам кусачему поросёнку, а то, во что превратилась дверца, сгодилось бы разве что на зубочистки.
Тэцу вскочил и заметался, не зная, что делать и в какую сторону бежать. Солнце уже висело низко над рекой, времени до заката оставалось всего ничего, а если он не найдёт пропажу до заката... Волосы у него на голове зашевелились.
— Сайдзо! — ещё раз безнадёжно позвал он.
— Хрю! — отозвалось сверху.
Тэцу задрал голову. Сайдзо, восседая на крыше, ответил ему взглядом, полным царственного презрения.
— Как ты туда залез? — простонал Тэцу.
— Хрю, — гордо сообщил Сайдзо, не желая раскрывать великую тайну.
Итимура огляделся. Увы, ни лестницы, чтобы залезть на крышу, ни хотя бы дерева возле дома не имелось. Не было и палки подлиннее, чтобы достать Сайдзо снизу, да и вряд ли поросёнок стал бы дожидаться, пока его спихнут палкой...
— Эй! — крикнул кто-то со стороны дороги. — Эй, Железный парень! Привет!
Издалека ему махал высокий человек в иностранной шляпе и кожаных ботинках. Тэцу мигом признал странного ронина, с которым познакомился по дороге в Кобэ. Имени этого человека он не знал, но сейчас это было не важно. Главное — он был высокий!
— Дяденька! — Тэцу со всех ног кинулся к нему. — Дяденька, я вас очень прошу, достаньте поросёнка!
— Где? — завертел головой тот. При виде угнездившегося на крыше Сайдзо его глаза округлились. — Ого? Как он туда залез?
— Он такой, — Тэцу развёл руками. — Можете снять его оттуда?
Ронин смерил взглядом высоту крыши.
— Хм... А что, он тебе очень нужен?
— Очень-очень! — горячо закивал Тэцу.
Парень почесал в затылке, отчего его волосы, и без того растрёпанные, превратились совсем уж в подобие вороньего гнезда.
— Эх... ну, ладно. Только уши зажми.
Из-за пазухи ронина явился на свет тяжелый гайдзинский револьвер. "Что он собирается делать?" — озадачился Тэцу, но уши зажал, как было велено.
Человек в шляпе поднял револьвер, прищурил глаз, целясь в козырёк крыши, и выстрелил. Кусок черепицы, подбитый снизу пулей, взлетел в воздух и, кувыркаясь, сшиб Сайдзо с его насеста. Скребя копытами по гладкой черепице, поросёнок кубарем скатился с козырька...
И рухнул с высоты прямо на голову меткому стрелку.
Стрелок, попятившись от неожиданности, упал на Тэцу, Тэцу — на землю, и следующие несколько секунд они ругались на два голоса, мешая японскую брань с английской и пытаясь разобрать, где чьи руки, ноги и мечи.
— Сайдзо? — вякнул, наконец, Тэцу, выпутываясь из чужого хаори. — Сайдзо, где ты?
Поросёнка нигде не было видно. На земле валялась только слетевшая с ронина шляпа. И она — Тэцу прямо-таки опешил — ползла прочь, удаляясь от места происшествия со скоростью всех четырёх толстеньких ножек.
— Ловите его! — заорал Тэцу. Владелец чрезмерно прыткой шляпы сориентировался мгновенно. Не вставая, он на четвереньках рванул за убегающим имуществом и с победным воплем плюхнулся на шляпу грудью.
Шляпа вякнула. Тэцу охнул. Он успел во всех красках представить лицо Хидзикаты, когда ему предъявят на опознание лепёшку с ушами и копытцами, — но, к счастью, до этого не дошло. Шустрый ронин сел и гордо поднял в одной руке шляпу, а в другой — поросёнка, примерно одинаковой степени помятости.
— Держи, — улыбнулся он. — Только посади куда-нибудь, а то опять сбежит.
Тэцу погрустнел. Клетка, над которой потрудился Сайдзо, уже никуда не годилась, а нести его в руках и впрямь было опасно, памятуя об остроте его зубов.
— А... а может, шляпу мне одолжите? — нерешительно попросил он, но ронин нахмурился:
— Шляпу не могу, извини. Не надо такую примету к вам в штаб таскать... — Он призадумался. — О, знаю! Погоди немного.
Он сунул поросёнка в руки Тэцу, завернул штанину и принялся развязывать шнурки на ботинках.
— Слушай, а что это у вас в отряде творится? — спросил он, вытягивая шнурок из левого ботинка и принимаясь за правый. — Вчера ваш фукутё носился по всему городу, как лисицей покусанный, сегодня командир Первого подразделения на рынке торговцев пугает — всех свиней у них перещупал... Это у вас что, сезонное, или как?
— Э... — Тэцу покрепче прижал Сайдзо к земле, чтобы тот не вздумал кусаться. — Вообще-то, да. Сезонное.
— Бывает, — сочувственно вздохнул ронин. — Ну, давай сюда свою животинку.
Его руки, вооружённые шнурками, замелькали с невероятной быстротой. Меньше чем за минуту бедный поросёнок был весь увязан хитрыми узлами и упакован так, как не снилось мастерам ходзё-дзюцу. Последним движением парень затянул у него на спине узелок с петелькой и за эту петельку вручил Тэцу драгоценный груз.
— Морской узел, — со знанием дела сказал ронин, тыкая пальцем в сложное переплетение шнурков. — Туда дёрнешь — затягивается, сюда — развязывается. Не перепутай.
— Спасибо, — растерянно поблагодарил Тэцу. — А как же вы теперь без шнурков?
Ронин махнул рукой.
— Да я всё равно о них только спотыкаюсь. А знаешь, что из этого следует? — Он наставительно поднял палец. — Не все гайдзинские изобретения одинаково полезны. Запомнил?
— Запомнил, — вздохнул Тэцу. — Я пойду, ладно? Мне надо быстро...
— Ага, — Ронин отряхнул пострадавшую шляпу и нахлобучил себе на голову. — Ну, бывай.
— До свиданья, — Тэцу подхватил поросёнка и заспешил по дороге в Мибу, поминутно оглядываясь на ползущее к горизонту солнце.
***
Через полчаса Тэцу вручил Хидзикате связанного поросёнка, чувствуя себя распоследним предателем, извергом и живодёром. Сайдзо стоически молчал, но заглянуть ему в глаза Тэцу не смел.
— Что ж, — Хидзиката брезгливо взял кончик верёвки, к которой был привязан живой трофей. — Я смотрю, ты приложил много усилий, чтобы исправить последствия собственной глупости. Надеюсь, это послужит тебе хорошим уроком.
— Так точно, — уныло согласился Тэцу.
— Но от сегодняшней работы тебя никто не освобождал, — неумолимо продолжал Хидзиката. — Так что — бельё, уборка в додзё и свинарник. Именно в таком порядке. Да, и не забудь сказать Нагакуре, чтобы зашёл ко мне за распоряжениями насчёт сегодняшнего ужина.
С этим словами демон подхватил свою добычу и скрылся в доме. Тэцу проводил его полным ненависти взглядом и заторопился прочь, чтобы не слышать предсмертного визга несчастного поросёнка.
...Покончив со стиркой и отдраив полы в додзё, Тэцу вытащил ведро с грязной водой во двор, — и понял, что его испытания на сегодня ещё не закончены.
Прямо к нему, улыбаясь до ушей, шагал Окита с небольшим, но увесистым свёртком под мышкой. Свёрток явственно шевелился и дрыгал торчащими с одного конца копытцами.
— А вот и я, Тэцу-кун! — Содзи весело помахал ему.
— Окита-сан!
Истерзанные нервы Тэцу не выдержали. С отчаянным рыданием он бросился к другу и уткнулся лицом ему в грудь, заливая слезами белую юкату.
— Окита-сан! Я хотел его спрятать! А этот заметил! А я сбежал! А он сказал, что это не по Уставу!
— Тэцу-кун... — Окита растерянно взглянул на него. Вид плачущего Тэцу вызывал непреодолимое желание гладить по голове и утешать, но руки, как на грех, были заняты — не поросёнком же его гладить, право слово!
— Он сказал, — всхлипнул Тэцу, — что вам за это первый пункт будет!.. Окита-сан, простите... Простите за Сайдзо, но я не мог иначе!
Окита побледнел, руки у него опустились. Свёрток шлёпнулся на землю и с бодрым похрюкиванием уполз в кусты, но Созди даже не заметил этого.
— Тэцу-кун! — Он схватил рыдающего Тэцу за плечи и встряхнул. — Где Сайдзо?
— У фукутё, — обречённо прошептал тот, давясь слезами. — Простите...
Окита сдавленно ахнул, оттолкнул убитого горем Тэцу и бросился к себе. Минутой позже он уже мчался в покои Хидзикаты — с мечом в руках и холодной решимостью в сердце.
***
— Хидзиката-сан!
Распахнутые сёдзи грохнули так, что стены задрожали. Упираясь руками в раздвинутые створки, Окита встал на пороге и окинул комнату грозным взглядом.
На столе у Хидзикаты царил образцовый порядок. Ровной стопкой высились сложенные книги, рядом чинно, как советники на высочайшем приёме, разместились ступки, пестики, чашки и прочие аптекарские принадлежности. Почётное место среди них занимала глиняная миска, наполненная таинственной субстанцией нежно-зелёного цвета.
При виде этой миски Окита икнул, и щёки его стали приобретать тот же оттенок.
— Хидзиката-сан! — простонал он, судорожно сжимая меч.
Фукутё не обратил внимания ни на угрозу, ни на интересную бледность подчинённого. Он был занят важным делом — он ужинал. Перед ним стояла чашка гречневой лапши с мясом и овощами, и над столом, перебивая лекарственно-травяные ароматы, витал упоительный запах тушёной свинины.
На глазах у онемевшего от ужаса Содзи Хидзиката подцепил палочками ломтик мяса и отправил в рот. Задумчиво прожевал, проглотил и нахмурился.
— Надо добавить в Устав ещё один пункт, — меланхолично сказал он, глядя мимо Окиты. — А именно: запретить Нагакуре готовить еду. Превратить такое нежное мясо в кусок подмётки — это преступление, достойное сэппуку.
— Хидзиката-сан!
Окиту затрясло. Не взвидев света от ярости, он рванул меч из ножен, но руки отчего-то не желали повиноваться. Он так и застыл с наполовину вытащенным клинком перед спокойно жующим фукутё.
— Самообладание ни к чёрту, — холодно констатировал Хидзиката. — И, заметь, это ты расклеился всего-навсего из-за поросёнка. А что будет, если дело дойдёт до человека? Стыдно, итибантай-тайтё. Просто никуда не годится.
Окита с лязгом вогнал меч обратно в ножны и сел, вернее, рухнул на татами. Он не плакал. Плакать было нельзя, он ведь не Тэцу...
Глядя в циновку перед собой, он услышал стук отставленной чашки. Шорох одежды, когда Хидзиката поднялся. Шаги, удаляющиеся в соседнюю комнату...
А потом...
— Хрю!
— Сайдзо... — неверяще выдохнул Окита.
Поросёнок дробной рысью выбежал из-за двери и взобрался на колени хозяину. Тёплый пятачок ткнулся Содзи в ладони, выпрашивая лакомство, и это было уже слишком. Отважный командир Первого подразделения сгрёб своё сокровище в охапку и разревелся.
Обойдя воссоединившихся друзей, Хидзиката прикрыл сёдзи. Всё-таки сцена была не из тех, которые стоит демонстрировать всему личному составу.
— Хватит, — негромко, но жёстко сказал он. — Вытри лицо и считай, что я этого не видел.
— Злой вы, Хидзиката-сан, — всхлипнул Окита, обнимая вновь обретённого питомца. Сайдзо, не оценив хозяйской заботы, хрюкнул и брыкнулся всеми четырьмя ногами, оставляя на белой ткани отчётливые раздвоенные следы.
— Да уж не добрый, — фыркнул Хидзиката. — Всё, представление окончено. Забирай свою скотину и брысь отсюда.
Ему не нужно было просить дважды. Окита обтёр рукавом почти высохшие щёки, сунул Сайдзо под мышку и поспешил к выходу.
— Содзи, — Ровный голос фукутё настиг его уже на пороге.
Окита обернулся, прижимая к себе поросёнка. Хидзиката снова поднял со стола чашку с едой.
— Если ты ещё раз, хоть когда-нибудь, прикоснёшься к моей тетради... — Он сделал выразительную паузу и взял палочками ещё один кусок мяса. — Ты меня понял, Содзи? Ты хорошо меня понял?
— Понял, — вздохнул Окита. — Только... зря вы так, Хидзиката-сан. Это ведь была только шутка. А стихи у вас очень хорошие.
— Это, — Хидзиката помахал в воздухе кусочком свинины, — тоже была шутка. И можешь не утруждать себя лестью, на меня это не действует.
— Я не льстю... то есть не льщу, — Содзи снова вздохнул. — Мне действительно понравились ваши стихи. Я бы хотел уметь писать что-нибудь такое.
— Ты что это? — удивился Хидзиката. — Тоже в поэты решил податься?
— Да нет, — Окита смущённо потупился. — Но ведь когда-нибудь пригодится — письмо девушке написать или, например, дзисэй сложить. Я бы написал что-нибудь в вашем стиле. Про тающий снег весной... или про то, как цветы отражаются в воде...
— Обойдёшься, — с неожиданной резкостью прервал Хидзиката. — Рано тебе ещё о таком думать.
— О девушках? — Содзи невинно округлил глаза.
— И о девушках тоже.
— Но ведь дзисэй...
— Поросёнка нарисуй себе в дзисэй! — рявкнул Хидзиката. — Брысь, кому сказал!
— ...Тоже мне, ценитель поэзии выискался, — буркнул он минутой позже, глядя на захлопнувшиеся сёдзи. — Стихотворец сопливый...
Хидзиката и сам не мог понять, отчего изнутри поднимается глухая безысходная злость, портя всё впечатление от виртуозно проведённой воспитательной работы.
— Я ему покажу дзисэй, — сказал он сквозь зубы. — Цветы в воде, ну надо же...
И мрачно вгрызся в остывший ломтик свинины.
Размер: миди
Персонажи: Окита Содзи, Хидзиката Тосидзо, Итимура Тэцуноскэ, Сакамото Рёма и другие
Категория: джен
Жанр: юмор, флафф, ангст
Рейтинг: PG-13
От автора: На заявку "про Окиту и спёртую тетрадь со стихами Хиджикаты". Захотелось сделать в духе первоисточника, когда всё начинается как комедия, а потом вдруг всплывает намёк на что-то отнюдь не смешное. Вроде даже получилось.
Окита сладко потянулся, запустил руку под изголовье и вытащил свой вчерашний трофей. Заветная тетрадь со стихами, добытая и сохранённая с риском для жизни, дожидалась своего часа. Он пока не решил, что бы такого сделать с ней сегодня, но собирался развлечься от души. Например... можно разобрать тетрадь на листы и повесить на доске объявлений рядом с портретами разыскиваемых преступников. Или ещё лучше: выбрать самое романтичное хайку и подбросить его Кондо под видом любовного письма от какой-нибудь знаменитой тайю из Симабары... Содзи представил себе, какое лицо будет у Хидзикаты, когда командир прибежит к нему похвастаться успехами в личной жизни, — и, не сдержавшись, прыснул в рукав.
Мечтательно улыбаясь, он свернул постель и оделся, по привычке оставив волосы неприбранными. Прошлёпал босиком по коридору, отодвинул сёдзи и счастливо зажмурился от яркого солнечного света, брызнувшего прямо в глаза. Настроение у Окиты было самое радужное, спрятанная за пазухой тетрадка щекотала живот и грела душу, и в целом день обещал быть чудесным.
Лишь одна мысль, как лёгкое облачко на горизонте, омрачала его радость. По всем расчётам, Хидзиката должен был ещё вчера обнаружить подлог и примчаться сюда, требуя вернуть драгоценную тетрадь и грозя озорнику самыми страшными карами. Однако фукутё вёл себя подозрительно спокойно. На рассвете, вернувшись с патрулирования, Окита чуть не столкнулся с ним у колодца — но Хидзиката сделал каменное лицо и прошёл мимо, не сказав ни слова.
Надо будет заглянуть к нему, решил Содзи. Вдруг он всерьёз обиделся, по-настоящему? Тогда, как ни жалко, придётся вернуть тетрадь и извиниться. Но ведь не может же Хидзиката-сан обижаться на такие пустяки?
Успокаивая себя таким образом, он нацепил гэта и вприпрыжку направился к свинарнику — проверить, как поживает Сайдзо после вчерашней суматохи.
Там его и поджидал первый неприятный сюрприз за этот день. Возле отдельного загончика, куда Окита запирал питомца на ночь, переминались Харада и Нагакура, и вид у обоих был одинаково удручённый.
— О, это ты, Содзи? — Нагакура первым заметил приближающегося товарища, но вместо улыбки состроил какую-то натянутую гримасу.
— Доброе утро, — Окита весело помахал в ответ и шагнул было к загончику, но Харада неожиданно встал перед ним, заслоняя обзор своей широкой спиной.
— Кхм... Содзи... Ты только не волнуйся, ладно? — виновато пробасил он.
— Вы это о чём, Харада-сан? — Окита подозрительно прищурился и попытался обойти здоровенного копейщика, но тут уже Нагакура заступил ему путь.
— Так уж оно вышло, — Синпати развёл руками, то ли извиняясь, то ли пытаясь загородить собой как можно большую часть свинарника. — Ты, главное, не переживай...
— В жизни всякое бывает, — глубокомысленно поддакнул Харада.
— Что уж тут поделать...
— Так, — Окита скрестил руки на груди и строго воззрился на Синпати, а потом — изрядно задрав голову — на Саноскэ. — Что здесь происходит? И где...
Тут Содзи осёкся, потому что друзья понуро отодвинулись в стороны, и стало видно то, что они всё это время пытались скрыть, — пустой загончик с сиротливо разбросанными у корытца морковными хвостиками.
— Сайдзо? — упавшим голосом договорил Окита.
— Мы тут ни при чём, — быстро сказал Нагакура.
— Его Хидзиката-сан забрал, — буркнул Харада, отводя глаза. — Что мы могли сделать?
— Да он бы нас и слушать не стал.
— После вчерашнего-то...
Окита тяжело вздохнул. Дальше можно было не спрашивать: он и так понял, зачем Хидзиката взял поросёнка. И кто бы мог подумать, что господин фукутё окажется таким злопамятным?
— Бедный Кондо-сан, — пробормотал Содзи себе под нос. — Не дождаться ему письма из Симабары.
Прекрасное настроение развеялось, как дым. Испустив ещё один вздох, Окита поправил шуршащую за пазухой тетрадь и пошёл к флигелю, где находились покои Хидзикаты: освобождать заложника.
***
— Хидзиката-сан? — Окита деликатно поскрёбся у закрытых сёдзи, отделяющих переднюю комнату от энгавы. — Можно войти?
Неразборчивое ворчание изнутри можно было истолковать и как "входи" и как "проваливай". Не смутившись, Окита отодвинул бумажную створку и заглянул в комнату.
Хидзиката восседал у столика, сжимая в зубах неизменную трубку. Столик был завален пакетиками с сушёными травами и порошками, а сверху лежала пухлая книга, раскрытая на середине. Сосредоточенно попыхивая трубкой, фукутё выписывал что-то из книги на отдельный листочек. На гостя он даже не взглянул.
Содзи окинул комнату быстрым взором, но похищенного поросёнка нигде не увидел.
— Хидзиката-са-а-ан, — заискивающе позвал он. — А куда вы дели Сайдзо?
Не отрываясь от книги, заместитель командира протянул руку. Его властный жест не нуждался в пояснениях. Покаянно склонив голову, Окита вытащил из-за отворота юкаты злополучную тетрадь и вручил её законному владельцу.
Хидзиката бегло пролистал тетрадь, убеждаясь, что на сей раз здесь нет никакого подвоха, и сунул её себе под локоть. По-драконьи выдохнул дым из ноздрей и продолжил водить кисточкой по бумаге, так и не сказав ни слова.
Окита тихонько кашлянул.
— Хидзиката-сан... Вы теперь отдадите мне Сайдзо?
— Нет.
Созди растерянно захлопал ресницами.
— Но... как же так? Я ведь вернул вам тетрадь!
— Да, — Кисть погрузилась в тушечницу и снова заскользила по листу, выписывая очередную строчку иероглифов.
— Значит и вы должны вернуть Сайдзо!
— Нет.
— Но... Хидзиката-сан, это нечестно!
Фукутё наконец поднял голову и устремил на Окиту пугающе равнодушный взгляд.
— С чего ты взял, — ледяным голосом проговорил он, — что это имеет какое-то отношение к твоей вчерашней выходке? Поросёнок изъят для нужд ополчения.
— Для каких нужд? — взвился Окита. — Зачем он вам понадобился?
Хидзиката указал на пакетики с лекарственными порошками и аккуратно, чтобы не размазать тушь, приподнял за уголок исписанный лист.
— Старинный рецепт моей семьи, — кратко пояснил он. — Мазь для заживления ран. На свином жиру.
Окита сдавленно ахнул и сел на пол.
— Вы шутите... — пробормотал он. — Вы же шутите, да?
Фукутё выразительно двинул бровью и отвернулся.
— Хидзиката-сан! — взмолился Окита, чувствуя уже взаправдашний холодок под ложечкой. — Не надо Сайдзо! У нас много свиней, возьмите какую-нибудь другую!
— Нет.
— Почему?!
— Нужен самый мягкий и топкий жир. Другие свиньи слишком жёсткие.
— А вы их щупали, что ли? — в запале выкрикнул Окита.
— Разумеется, — Голос Хидзикаты ни на йоту не изменился; по сравнению с ним и сугроб показался бы тёплым. — Любой уважающий себя лекарь должен проверять качество ингредиентов. Твой поросёнок подходит. Остальные — нет. Вопрос закрыт, возражения не принимаются. Можешь быть свободен.
У Содзи перехватило дыхание, губы задрожали. Метнув на Хидзикату испепеляющий взгляд, он вскочил и выбежал из комнаты, забыв захлопнуть сёдзи.
***
— Ну, пожалуйста, Кондо-сан!
— Извини, Содзи, — Кондо Исами сочувственно, но непреклонно покачал головой. — Жаль твою зверушку, конечно, но надо — значит, надо.
— Это он нарочно придумал! — Окита чуть не плакал. — Кондо-сан, неужели вы позволите? Ради какой-то дурацкой мази...
— Окита-кун, — взгляд командира посуровел. — Со дня на день мы вступим в бой с мятежными ронинами. У нас может быть много раненых. Хидзиката правильно сделал, что обдумал этот вопрос заранее, а тебе стыдно так пренебрегать здоровьем товарищей.
Содзи в отчаянии уставился на свои руки, сложенные на коленях. Когда речь заходила о здоровье подчинённых, добродушный командир Синсэнгуми становился упрямее десятка быков, вместе взятых. Переубедить его было невозможно.
— Да не переживай ты так, — с наигранной бодростью добавил Кондо. — Подумаешь, поросёнок... Заведёшь себе нового, и все дела.
Пошарив в рукаве, он протянул Оките несколько серебряных монет.
— Вот, держи. Купи себе другого поросёнка и не обижайся на нас, ладно?
Окита мрачно уставился на него. Заменить Сайдзо? Ему-то легко говорить! Заменить Сайдзо...
И в этот миг его осенило. Заменить Сайдзо! Ну, конечно!
— Спасибо, Кондо-сан! — Просияв, Окита сгрёб деньги в рукав. — Спасибо, я так и сделаю!
И вихрем вылетел из штаба.
***
— А если он сейчас вернётся? — дрожащим шёпотом спросил Тэцуноскэ. Он очень старался не бояться, но руки и ноги у него тряслись, как сладкое желе мидзу-ёкан.
— Не вернётся, — успокоил его Окита, отодвигая дверь в комнату фукутё. — Он к командиру с докладом пошёл, это надолго. Скорее, Тэцу-кун! Надо найти, куда он спрятал Сайдзо!
Твёрдой рукой он раздвинул дверцы шкафа. Тэцу, замирая от каждого шороха, полез искать под столом.
— Сайдзо, Сайдзо! — ласково кликал Окита. — Где ты, глупенький?
Из-за груды книг раздалось ответное хрюканье. С радостным возгласом Окита метнулся туда, в два счёта разгрёб книжный завал и вытащил хитро замаскированную клетку с поросёнком.
— Тэцу-кун, — Подозвав младшего товарища, Содзи вручил ему клетку. — Унеси его куда-нибудь подальше и спрячь так, чтобы никто не нашёл. Ладно?
Тэцуноскэ погрустнел. Вчера Окита-сан дал ему очень похожее задание — унести и спрятать сборник стихов Хидзикаты. Обернулось это хаосом и неразберихой на весь день, Тэцу натерпелся страха до икоты и набегался до колотья в боку... Нет, в конечном итоге это оказалось весело, но сегодня его терзали дурные предчувствия.
— Всё будет хорошо, — успокаивающим тоном проговорил Окита. — Это нужно лишь на время, пока я не принесу второго поросёнка. Куплю подходящего и отдам Хидзикате-сану. А ты просто сделай так, чтобы Сайдзо не попадался ему на глаза до моего возвращения.
Тэцу со вздохом прижал к себе клетку и вслед за Окитой на цыпочках покинул место преступления. На дворе не было ни души. Содзи широко улыбнулся, подмигнул мальчику и вприпрыжку побежал к воротам, бренча монетками в рукаве.
— Хрю! — возмутился Сайдзо. Тэцу шикнул на глупого порося и встряхнул клетку для острастки. Спрячу его у Тацу в комнате, решил он. А если Хидзиката-сан спросит... да нет, откуда ему знать, что это сделал я?
— Хрю! — не унимался Сайдзо. Ругнувшись, мальчик просунул пальцы сквозь прутья клетки, стиснул поросёнку пасть и потрусил в направлении казарм, с опаской оглядываясь на штаб. Неблагодарный свин злобно сопел и пыхтел, норовя высвободить зажатую морду. Тэцу шёпотом бранил его, свободной рукой пытаясь удержать тяжёлую ёрзающую клетку...
— Итимура!
Если бы небеса разверзлись и метнули молнию к его ногам, Тэцу и то не испытал бы такого потрясения, как при звуке этого голоса. Непроизвольно втянув голову в плечи, он обернулся. В тридцати шагах от него на крыльце штабного дома стоял Хидзиката, устремив тяжёлый вопрошающий взгляд на слугу и на клетку в его руках.
— Итимура-кун, что это значит?
— А... — только и смог выдавить Тэцу. Колени у него подгибались, по спине катился холодный пот. Он так и стоял бы, не в силах двинуться с места, но в этот момент Сайдзо, наконец, выиграл борьбу за свободу рыла и в знак победы крепко цапнул своего тюремщика за палец.
Тэцу подскочил, как ужаленный, заорал от боли и запоздалого ужаса, отчаянно вцепился в клетку и рванул — нет, не в сторону казарм, какое уж там! — а наружу, за ворота, подальше от страшного фукутё.
Проводив его взглядом, Хидзиката усмехнулся, присел на край энгавы и начал неторопливо выбивать пепел из трубки. Гоняться за своим незадачливым слугой он и не подумал. Самое интересное было ещё впереди.
***
— Вот, — Тэцу погрозил поросёнку укушенным пальцем и задвинул клетку под трухлявые доски энгавы. — Веди себя хорошо и не вздумай шуметь.
Заброшенный дом на берегу Камогавы, наверное, когда-то был богатым, но в нём давно уже никто не жил. Бумага на стенах размокла от дождей, деревянные рейки покоробились, черепичная крыша прохудилась. Тэцу как раз брёл вдоль реки, размышляя, где бы пристроить Сайдзо до возвращения Окиты, когда ему на глаза попался этот дом. Лучшего укрытия нельзя было и вообразить.
Сайдзо протестующе хрюкнул из темноты, но Тэцу не обратил внимания на эти жалобы. Его голову переполняли мрачные думы, и чем больше он размышлял, тем меньше ему хотелось возвращаться в казармы, пред грозные очи Хидзикаты. Что сделает с ним демон-фукутё? Запрёт под замок? Оставит без еды? Прикажет тысячу раз переписать Устав?
Но деваться-то было некуда. Потому что воин Синсэнгуми не может покинуть отряд, а Тэцу в душе считал себя воином Синсэнгуми, что бы там ни говорили остальные. Бежать и прятаться от наказания — поступок труса, а Итимура Тэцуноскэ не трус, вот так!
Он гордо вскинул и зашагал назад по дороге, ведущей в Мибу.
...Отваги его хватило ровно на обратный путь. Когда издалека показались знакомые стены, в животе у Тэцу опять стало холодно и неуютно; проходя в ворота, он мечтал уже только об одном — прошмыгнуть незамеченным в комнату к брату, спрятаться там и не вылезать до самого ужина. Или пока Окита-сан не вернётся, чтобы утихомирить демона искупительной жертвой в виде нового поросёнка.
Его мечтам не суждено было сбыться. Вход в здание штаба располагался как раз напротив ворот, и скрыться от глаз того, кто сидел на крыльце, не было никакой возможности.
— Убегать посреди разговора нехорошо, Итимура-кун, — Хидзиката, как ни в чём не бывало, затянулся трубкой, разглядывая замершего Тэцу. — Ты не хочешь извиниться за своё поведение?
— Хидзиката-сан... — пробормотал мальчик. — Я... прошу прощения...
Демон неторопливо выдохнул — дым завился тонкими колечками вокруг его лица.
— Итимура-кун, ты помнишь наш Устав? — Голос его звучал мягко, даже ласково.
— Д-да...
— Что гласит первый пункт?
Тэцу сглотнул сухость в горле.
— Недопустимо... отступать от Пути Самурая...
— Верно, — благосклонно кивнул Хидзиката. — А как ты думаешь, Путь Самурая разрешает воровство?
От этих слов, а главное, от вкрадчиво-доброжелательного тона у Тэцу задрожали поджилки.
— Н-нет... — выдавил он.
— Сегодня произошло нечто крайне неприятное, Итимура-кун, — Хидзиката снова поднёс трубку к губам. — Я бы даже сказал, непозволительное. Один из членов Синсэнгуми совершил кражу.
— А...
— Я имею в виду свинью. Ведь свиньи куплены на деньги отряда, а значит, принадлежат отряду. Ты знал об этом, Итимура-кун?
— Э...
— Свинья есть достояние Синсэнгуми, — зловеще отчеканил Хидзиката. — Кто похитил свинью, тот посягнул на имущество Синсэнгуми. Присваивать общее имущество отряда для личных целей — недостойно самурая. Тебе известно, как мы караем за отступление от Пути Самурая?
Тэцу уже не мог издать ни звука — только молча разевал рот.
— Но, конечно, тебя это не касается, — Хидзиката взмахнул трубкой. — Ты ведь не член Синсэнгуми и не подсуден нашим законам. К тому же слуга не может нести ответственность за исполнение чужого приказа. Виновен тот, кто приказал ему совершить кражу. Тот, на кого распространяется действие Устава.
— Но ведь...
Хидзиката мрачно кивнул.
— Да, это позор. Командир Первого подразделения крадёт свинью... Какое пятно на чести отряда!
Его пронзительный взгляд устремился на дрожащего Тэцу.
— Я не хочу лишиться хорошего бойца и офицера. Но если сегодня до заката всё подотчётное имущество не будет возвращено в расположение отряда, у меня не останется другого выхода. Ты понял, Итимура?
— Т-так точно! — выдохнул Тэцу, стуча зубами.
— До заката, — повторил фукутё, выбивая трубку. — И ни минутой дольше.
Тэцу закивал и бросился обратно за ворота.
Он хорошо знал суровый закон Синсэнгуми. Кара для преступивших Устав была одна: сэппуку. У Тэцу слёзы навернулись на глаза при мысли о том, что весёлого и доброго Окиту приговорят к такому страшному наказанию. Заставят своей рукой вспороть себе живот — а потом этот хмурый Сайто с ледяными глазами или сам бессердечный Хидзиката отрубят ему голову...
Всхлипывая и подвывая от ужаса, Тэцу бежал к реке. Ему было очень жалко Сайдзо, но Окиту было намного жальче. Если его и впрямь могут казнить из-за такой глупости... да пусть фукутё хоть сожрёт этого несчастного поросёнка! Пусть сожрёт и подавится уже наконец!
***
— Сайдзо! — сладким голосом пропел он, заглядывая под энгаву.
Ему ответило мрачное молчание. Вздохнув, Тэцу нырнул глубже под настил, нащупал клетку и вытащил её на свет.
Клетка была пуста.
Не веря своим глазам, он покрутил её со всех сторон, потряс и даже перевернул. Увы, это не помогло. Деревянные прутья клетки оказались вполне по зубам кусачему поросёнку, а то, во что превратилась дверца, сгодилось бы разве что на зубочистки.
Тэцу вскочил и заметался, не зная, что делать и в какую сторону бежать. Солнце уже висело низко над рекой, времени до заката оставалось всего ничего, а если он не найдёт пропажу до заката... Волосы у него на голове зашевелились.
— Сайдзо! — ещё раз безнадёжно позвал он.
— Хрю! — отозвалось сверху.
Тэцу задрал голову. Сайдзо, восседая на крыше, ответил ему взглядом, полным царственного презрения.
— Как ты туда залез? — простонал Тэцу.
— Хрю, — гордо сообщил Сайдзо, не желая раскрывать великую тайну.
Итимура огляделся. Увы, ни лестницы, чтобы залезть на крышу, ни хотя бы дерева возле дома не имелось. Не было и палки подлиннее, чтобы достать Сайдзо снизу, да и вряд ли поросёнок стал бы дожидаться, пока его спихнут палкой...
— Эй! — крикнул кто-то со стороны дороги. — Эй, Железный парень! Привет!
Издалека ему махал высокий человек в иностранной шляпе и кожаных ботинках. Тэцу мигом признал странного ронина, с которым познакомился по дороге в Кобэ. Имени этого человека он не знал, но сейчас это было не важно. Главное — он был высокий!
— Дяденька! — Тэцу со всех ног кинулся к нему. — Дяденька, я вас очень прошу, достаньте поросёнка!
— Где? — завертел головой тот. При виде угнездившегося на крыше Сайдзо его глаза округлились. — Ого? Как он туда залез?
— Он такой, — Тэцу развёл руками. — Можете снять его оттуда?
Ронин смерил взглядом высоту крыши.
— Хм... А что, он тебе очень нужен?
— Очень-очень! — горячо закивал Тэцу.
Парень почесал в затылке, отчего его волосы, и без того растрёпанные, превратились совсем уж в подобие вороньего гнезда.
— Эх... ну, ладно. Только уши зажми.
Из-за пазухи ронина явился на свет тяжелый гайдзинский револьвер. "Что он собирается делать?" — озадачился Тэцу, но уши зажал, как было велено.
Человек в шляпе поднял револьвер, прищурил глаз, целясь в козырёк крыши, и выстрелил. Кусок черепицы, подбитый снизу пулей, взлетел в воздух и, кувыркаясь, сшиб Сайдзо с его насеста. Скребя копытами по гладкой черепице, поросёнок кубарем скатился с козырька...
И рухнул с высоты прямо на голову меткому стрелку.
Стрелок, попятившись от неожиданности, упал на Тэцу, Тэцу — на землю, и следующие несколько секунд они ругались на два голоса, мешая японскую брань с английской и пытаясь разобрать, где чьи руки, ноги и мечи.
— Сайдзо? — вякнул, наконец, Тэцу, выпутываясь из чужого хаори. — Сайдзо, где ты?
Поросёнка нигде не было видно. На земле валялась только слетевшая с ронина шляпа. И она — Тэцу прямо-таки опешил — ползла прочь, удаляясь от места происшествия со скоростью всех четырёх толстеньких ножек.
— Ловите его! — заорал Тэцу. Владелец чрезмерно прыткой шляпы сориентировался мгновенно. Не вставая, он на четвереньках рванул за убегающим имуществом и с победным воплем плюхнулся на шляпу грудью.
Шляпа вякнула. Тэцу охнул. Он успел во всех красках представить лицо Хидзикаты, когда ему предъявят на опознание лепёшку с ушами и копытцами, — но, к счастью, до этого не дошло. Шустрый ронин сел и гордо поднял в одной руке шляпу, а в другой — поросёнка, примерно одинаковой степени помятости.
— Держи, — улыбнулся он. — Только посади куда-нибудь, а то опять сбежит.
Тэцу погрустнел. Клетка, над которой потрудился Сайдзо, уже никуда не годилась, а нести его в руках и впрямь было опасно, памятуя об остроте его зубов.
— А... а может, шляпу мне одолжите? — нерешительно попросил он, но ронин нахмурился:
— Шляпу не могу, извини. Не надо такую примету к вам в штаб таскать... — Он призадумался. — О, знаю! Погоди немного.
Он сунул поросёнка в руки Тэцу, завернул штанину и принялся развязывать шнурки на ботинках.
— Слушай, а что это у вас в отряде творится? — спросил он, вытягивая шнурок из левого ботинка и принимаясь за правый. — Вчера ваш фукутё носился по всему городу, как лисицей покусанный, сегодня командир Первого подразделения на рынке торговцев пугает — всех свиней у них перещупал... Это у вас что, сезонное, или как?
— Э... — Тэцу покрепче прижал Сайдзо к земле, чтобы тот не вздумал кусаться. — Вообще-то, да. Сезонное.
— Бывает, — сочувственно вздохнул ронин. — Ну, давай сюда свою животинку.
Его руки, вооружённые шнурками, замелькали с невероятной быстротой. Меньше чем за минуту бедный поросёнок был весь увязан хитрыми узлами и упакован так, как не снилось мастерам ходзё-дзюцу. Последним движением парень затянул у него на спине узелок с петелькой и за эту петельку вручил Тэцу драгоценный груз.
— Морской узел, — со знанием дела сказал ронин, тыкая пальцем в сложное переплетение шнурков. — Туда дёрнешь — затягивается, сюда — развязывается. Не перепутай.
— Спасибо, — растерянно поблагодарил Тэцу. — А как же вы теперь без шнурков?
Ронин махнул рукой.
— Да я всё равно о них только спотыкаюсь. А знаешь, что из этого следует? — Он наставительно поднял палец. — Не все гайдзинские изобретения одинаково полезны. Запомнил?
— Запомнил, — вздохнул Тэцу. — Я пойду, ладно? Мне надо быстро...
— Ага, — Ронин отряхнул пострадавшую шляпу и нахлобучил себе на голову. — Ну, бывай.
— До свиданья, — Тэцу подхватил поросёнка и заспешил по дороге в Мибу, поминутно оглядываясь на ползущее к горизонту солнце.
***
Через полчаса Тэцу вручил Хидзикате связанного поросёнка, чувствуя себя распоследним предателем, извергом и живодёром. Сайдзо стоически молчал, но заглянуть ему в глаза Тэцу не смел.
— Что ж, — Хидзиката брезгливо взял кончик верёвки, к которой был привязан живой трофей. — Я смотрю, ты приложил много усилий, чтобы исправить последствия собственной глупости. Надеюсь, это послужит тебе хорошим уроком.
— Так точно, — уныло согласился Тэцу.
— Но от сегодняшней работы тебя никто не освобождал, — неумолимо продолжал Хидзиката. — Так что — бельё, уборка в додзё и свинарник. Именно в таком порядке. Да, и не забудь сказать Нагакуре, чтобы зашёл ко мне за распоряжениями насчёт сегодняшнего ужина.
С этим словами демон подхватил свою добычу и скрылся в доме. Тэцу проводил его полным ненависти взглядом и заторопился прочь, чтобы не слышать предсмертного визга несчастного поросёнка.
...Покончив со стиркой и отдраив полы в додзё, Тэцу вытащил ведро с грязной водой во двор, — и понял, что его испытания на сегодня ещё не закончены.
Прямо к нему, улыбаясь до ушей, шагал Окита с небольшим, но увесистым свёртком под мышкой. Свёрток явственно шевелился и дрыгал торчащими с одного конца копытцами.
— А вот и я, Тэцу-кун! — Содзи весело помахал ему.
— Окита-сан!
Истерзанные нервы Тэцу не выдержали. С отчаянным рыданием он бросился к другу и уткнулся лицом ему в грудь, заливая слезами белую юкату.
— Окита-сан! Я хотел его спрятать! А этот заметил! А я сбежал! А он сказал, что это не по Уставу!
— Тэцу-кун... — Окита растерянно взглянул на него. Вид плачущего Тэцу вызывал непреодолимое желание гладить по голове и утешать, но руки, как на грех, были заняты — не поросёнком же его гладить, право слово!
— Он сказал, — всхлипнул Тэцу, — что вам за это первый пункт будет!.. Окита-сан, простите... Простите за Сайдзо, но я не мог иначе!
Окита побледнел, руки у него опустились. Свёрток шлёпнулся на землю и с бодрым похрюкиванием уполз в кусты, но Созди даже не заметил этого.
— Тэцу-кун! — Он схватил рыдающего Тэцу за плечи и встряхнул. — Где Сайдзо?
— У фукутё, — обречённо прошептал тот, давясь слезами. — Простите...
Окита сдавленно ахнул, оттолкнул убитого горем Тэцу и бросился к себе. Минутой позже он уже мчался в покои Хидзикаты — с мечом в руках и холодной решимостью в сердце.
***
— Хидзиката-сан!
Распахнутые сёдзи грохнули так, что стены задрожали. Упираясь руками в раздвинутые створки, Окита встал на пороге и окинул комнату грозным взглядом.
На столе у Хидзикаты царил образцовый порядок. Ровной стопкой высились сложенные книги, рядом чинно, как советники на высочайшем приёме, разместились ступки, пестики, чашки и прочие аптекарские принадлежности. Почётное место среди них занимала глиняная миска, наполненная таинственной субстанцией нежно-зелёного цвета.
При виде этой миски Окита икнул, и щёки его стали приобретать тот же оттенок.
— Хидзиката-сан! — простонал он, судорожно сжимая меч.
Фукутё не обратил внимания ни на угрозу, ни на интересную бледность подчинённого. Он был занят важным делом — он ужинал. Перед ним стояла чашка гречневой лапши с мясом и овощами, и над столом, перебивая лекарственно-травяные ароматы, витал упоительный запах тушёной свинины.
На глазах у онемевшего от ужаса Содзи Хидзиката подцепил палочками ломтик мяса и отправил в рот. Задумчиво прожевал, проглотил и нахмурился.
— Надо добавить в Устав ещё один пункт, — меланхолично сказал он, глядя мимо Окиты. — А именно: запретить Нагакуре готовить еду. Превратить такое нежное мясо в кусок подмётки — это преступление, достойное сэппуку.
— Хидзиката-сан!
Окиту затрясло. Не взвидев света от ярости, он рванул меч из ножен, но руки отчего-то не желали повиноваться. Он так и застыл с наполовину вытащенным клинком перед спокойно жующим фукутё.
— Самообладание ни к чёрту, — холодно констатировал Хидзиката. — И, заметь, это ты расклеился всего-навсего из-за поросёнка. А что будет, если дело дойдёт до человека? Стыдно, итибантай-тайтё. Просто никуда не годится.
Окита с лязгом вогнал меч обратно в ножны и сел, вернее, рухнул на татами. Он не плакал. Плакать было нельзя, он ведь не Тэцу...
Глядя в циновку перед собой, он услышал стук отставленной чашки. Шорох одежды, когда Хидзиката поднялся. Шаги, удаляющиеся в соседнюю комнату...
А потом...
— Хрю!
— Сайдзо... — неверяще выдохнул Окита.
Поросёнок дробной рысью выбежал из-за двери и взобрался на колени хозяину. Тёплый пятачок ткнулся Содзи в ладони, выпрашивая лакомство, и это было уже слишком. Отважный командир Первого подразделения сгрёб своё сокровище в охапку и разревелся.
Обойдя воссоединившихся друзей, Хидзиката прикрыл сёдзи. Всё-таки сцена была не из тех, которые стоит демонстрировать всему личному составу.
— Хватит, — негромко, но жёстко сказал он. — Вытри лицо и считай, что я этого не видел.
— Злой вы, Хидзиката-сан, — всхлипнул Окита, обнимая вновь обретённого питомца. Сайдзо, не оценив хозяйской заботы, хрюкнул и брыкнулся всеми четырьмя ногами, оставляя на белой ткани отчётливые раздвоенные следы.
— Да уж не добрый, — фыркнул Хидзиката. — Всё, представление окончено. Забирай свою скотину и брысь отсюда.
Ему не нужно было просить дважды. Окита обтёр рукавом почти высохшие щёки, сунул Сайдзо под мышку и поспешил к выходу.
— Содзи, — Ровный голос фукутё настиг его уже на пороге.
Окита обернулся, прижимая к себе поросёнка. Хидзиката снова поднял со стола чашку с едой.
— Если ты ещё раз, хоть когда-нибудь, прикоснёшься к моей тетради... — Он сделал выразительную паузу и взял палочками ещё один кусок мяса. — Ты меня понял, Содзи? Ты хорошо меня понял?
— Понял, — вздохнул Окита. — Только... зря вы так, Хидзиката-сан. Это ведь была только шутка. А стихи у вас очень хорошие.
— Это, — Хидзиката помахал в воздухе кусочком свинины, — тоже была шутка. И можешь не утруждать себя лестью, на меня это не действует.
— Я не льстю... то есть не льщу, — Содзи снова вздохнул. — Мне действительно понравились ваши стихи. Я бы хотел уметь писать что-нибудь такое.
— Ты что это? — удивился Хидзиката. — Тоже в поэты решил податься?
— Да нет, — Окита смущённо потупился. — Но ведь когда-нибудь пригодится — письмо девушке написать или, например, дзисэй сложить. Я бы написал что-нибудь в вашем стиле. Про тающий снег весной... или про то, как цветы отражаются в воде...
— Обойдёшься, — с неожиданной резкостью прервал Хидзиката. — Рано тебе ещё о таком думать.
— О девушках? — Содзи невинно округлил глаза.
— И о девушках тоже.
— Но ведь дзисэй...
— Поросёнка нарисуй себе в дзисэй! — рявкнул Хидзиката. — Брысь, кому сказал!
— ...Тоже мне, ценитель поэзии выискался, — буркнул он минутой позже, глядя на захлопнувшиеся сёдзи. — Стихотворец сопливый...
Хидзиката и сам не мог понять, отчего изнутри поднимается глухая безысходная злость, портя всё впечатление от виртуозно проведённой воспитательной работы.
— Я ему покажу дзисэй, — сказал он сквозь зубы. — Цветы в воде, ну надо же...
И мрачно вгрызся в остывший ломтик свинины.
@темы: Записки на бумажном журавлике, Синсэн и около, Колокольчик на гербе, револьвер за пазухой